Гость выпуска — Вячеслав Дубынин, учёный-нейробиолог, доктор биологических наук, профессор кафедры физиологии человека и животных биологического факультета МГУ, специалист в области физиологии мозга. Является автором многочисленных лекций, курсов и научных работ. Учитесь опираться на науку!
Слушайте, скачивайте, подписывайтесь!
Подкаст в iTunes
Загружайте новые выпуски автоматически
E-mail рассылка
Подпишитесь и получите бонусные материалы
Канал в Telegram
Читайте полезные посты по теме подкаста
Ссылки и полезная информация
Содержание подкаста
[02:40] Что изменилось в жизни Вячеслава за 3 года? Над чем он сейчас работает?
[10:42] Могут ли учёные и врачи быть на шаг впереди вируса?
[13:00] В чём причина появления у ребёнка аутизма? Что с этим делать? Что происходит с мозгом при эпилепсии и есть ли лекарство от этой болезни?
[19:39] Как Вячеслав Дубынин заботится о здоровье? Почему надо радоваться?
[22:37] Как Вячеслав относится к биохакингу? Стоит ли принимать БАДы и глицин?
[29:06] Старение — это накопление «ошибок» в организме или эволюционный процесс? Можно ли создать электронную копию своего мозга и личности?
[38:33] Насколько успешно учёные изучают мозг? Что важнее: грант или интерес?
[49:04] Удастся ли человечеству победить болезни Альцгеймера и Паркинсона?
[54:25] Почему психоделики похожи на электрошок? Как драг-дизайнеры воюют со спец-службами? Что не так с «улучшенными» видами наркотиков?
[1:03:46] Из чего состоит ночной сон и зачем он нужен? Видят ли осьминоги сны?
[1:09:36] Рубрика «Пять в одном»: книга, привычка, сервис, вопрос, фильм.
В выпуске были упомянуты
1) Нейрофизиология поведения и Физиология центральной нервной системы — курсы Вячеслава Дубынина на сайте МФК
2) Постнаука — лекции и статьи Дубынина
3) Архэ — культурно-просветительский центр
4) Мозг и алкоголь — лекция Дубынина
5) Евгения Тимонова — научная журналистка, автор видеоблога «Всё как у зверей»
6) Кто за главного? — книга Майкла Газзанига
7) Вкус — книга Боба Холмса
8) Эрик Кандел — психиатр, нейробиолог и профессор биохимии
Вячеслав Дубынин в Интернете
id2502352 — профиль во ВКонтакте
Рубрика «Пять в одном»
1) Книга — Дэвид Линден «Осязание»
2) Привычка — ввязываться в новые проекты
3) Инструменты — правильное питание
4) Вопросы — Я счастлив и здоров здесь и сейчас? Что я не доделал, чтобы быть счастливым? Что я сделал неправильно
5) Фильм — сериалы о живой природе
Главные идеи выпуска
1. Когда вы активны и радостны, мозг активнее избавляется от «мусора». Когда вы каждый день делаете
2. В тот момент, когда человек задумался о своём организме, о том, что он ест и как живёт, он стал более осмысленным пользователем. Для того чтобы обеспечить себе здоровье и долголетие, достаточно позаботиться о правильном образе жизни.
3. Доминирует гипотеза о том, что старение — это накопление «ошибок» в организме. Есть подтверждения и второй гипотезы о том, что в определённый момент в организме включаются эволюционные механизмы старения.
4. Эксперименты биохакеров с грубым вмешательством в организм — опасная тропа. Прежде чем идти по ней, стоит получить знания и понять, как работает организм.
5. 85% времени ночью мы проводим в фазе медленного сна. В этот период мы восстанавливаем силы, а мозг наводит порядок в организме. 15% ночного сна приходит в быстрой фазе, когда мозг обрабатывает информацию.
Практические рекомендации
1. Радуйтесь каждому своему успеху, чтобы приучить мозг фиксировать позитив.
2. Сразу после пробуждения сканируйте свой организм: проверяйте, как себя чувствует тело и какое у вас настроение.
3. Постоянно делайте
4. Спите вдоволь, иначе мозг будет плохо работать, а во внутренних органах запустятся фатальные изменения.
5. Если ищете в книгах достоверные данные, выбирайте те, что написаны учёными, а не научными журналистами.
Понравился выпуск? Послушайте также
Вячеслав Дубынин
Как справиться с зависимостью?
Илья Магеря
Как жить в гармонии с гормонами?
Дмитрий Шаменков
Как лучше себя чувствовать?
Спонсор выпуска
Благодарим за помощь в работе над выпуском компанию «Ленстройтрест» — одного из старейших застройщиков
Текстовая версия подкаста с Вячеславом Дубыниным
[00:07] Никита Маклахов: Добрый день, дорогие друзья! В эфире подкаст «Будет сделано!» и, как обычно, с вами я, его ведущий, Никита Маклахов. Сегодня у меня в гостях Вячеслав Дубынин, ученый, доктор биологических наук, профессор МГУ и специалист в области физиологии мозга. Три года назад — представляете, уже целых три года прошло! — я уже брал интервью у Вячеслава в выпуске № 53. Тогда мы по большей части говорили о зависимостях, о том, как они появляются, формируются, и о том, как от них можно избавиться. Сегодня мы тоже коснемся этой темы, правда, с весьма неожиданной стороны. Обсудим психоделики, а также войну между драг-дизайнерами и спецслужбами. Но это будет лишь небольшая часть нашей беседы, а всерьез и подробно мы будем обсуждать совсем другие вещи. Вячеслав расскажет про аутизм и болезнь Альцгеймера, а также даст несколько советов для тех, кто уже столкнулся с этими диагнозами или, наоборот, хочет их избежать. Мы обсудим биохакинг и узнаем, что мой гость думает о тех смельчаках, которые ставят эксперименты над своим организмом и над своим здоровьем. Поговорим о старении и о том, как его замедлить; выясним, насколько далеко ученые продвинулись в этом вопросе и можно ли создать копию своего мозга и личности. Кстати, возвращаясь к теме зависимостей, напомню, что у нас есть программа под названием «Свобода от сигарет». Если вы хотите бросить курить, но самостоятельно сделать это пока не получается, я готов вам помочь. На этой программе мы делаем ставку на 4 вещи: научный подход, повышение осознанности, движение маленькими шагами и заботу о себе. А также напоминаю, что у нас есть большая программа про привычки под названием «Курс Полезного Действия», моя книга, вышедшая в издательстве «МИФ», и наши фирменные трекеры привычек. Так что, пожалуйста, не забывайте про все эти направления нашего проекта, потому что этот бесплатный подкаст существует в первую очередь благодаря им, ну и, конечно же, благодаря вам и вашему участию, вашей поддержке. Все, буду заканчивать со вступлением, и давайте начнем нашу беседу с Вячеславом Дубыниным. Желаю вам приятного прослушивания!
[02:39] Никита Маклахов: Здравствуйте, Вячеслав!
[02:42] Вячеслав Дубынин: Добрый день, Никита!
[02:44] Никита Маклахов: Очень рад вас снова видеть у нас в гостях! Я помню, что прошлый раз — в первый раз, три года назад — вы со мной беседовали, по-моему, из Сочи с какой-то конференции.
[02:56] Вячеслав Дубынин: Честно сказать, я этого точно не помню, но вполне может быть, да. Сейчас я в Москве, работа более-менее уже возобновилась. Очень много онлайн лекций — вот с утра уже одну прочитал и вечером еще одна, и все это очень интенсивно.
[03:13] Никита Маклахов: Как вы, привыкли к этому новому диджитал цифровому режиму?
[03:17] Вячеслав Дубынин: Конечно, реальной аудитории не хватает. Но и я уже привыкаю, и аудитория учится более четко задавать вопросы, выражать эмоции, то есть какое-никакое взаимодействие уже есть. Но, конечно, хочется и живых людей видеть.
[03:32] Никита Маклахов: То есть вы все-таки планируете вернуться? А то многие сотрудники компании решают остаться и дальше на удаленке, а вы все-таки планируете вернуться в аудиторию, да?
[03:41] Вячеслав Дубынин: Мне нужны живые люди. Я же преподаватель, мне нужно видеть их реакцию, мне нужно видеть позу, мне нужно, чтобы зал смеялся или, наоборот, огорчался, когда я что-то рассказываю, а без этого — нет.
[03:56] Никита Маклахов: Хорошо, расскажите, пожалуйста, что произошло за эти три года в вашей жизни — в личной, в рабочей? Что изменилось за это время?
[04:03] Вячеслав Дубынин: Собственно, я продолжаю существовать в нескольких ипостасях. Во-первых, я ученый, нейробиолог — это моя исходная работа и специальность. Мы развиваем тематику моделирования аутизма на экспериментальных животных и испытываем различные молекулы, которые могут этот самый аутизм как-то смягчать. В частности, у нас сейчас новый грант по использованию ксенона. Для меня это прямо отдельная сфера, потому что ксенон — инертный газ, который известен в основном по ксеноновому свету для автомобилей. Но он же способен так воздействовать на нервные клетки, что они начинают работать гораздо спокойнее; и в больших дозах он дает наркоз, в средних — обезболивание, а в малых дозах позволяет контролировать проявление агрессии, тревожности, панические атаки. И вот, собственно, к нам пришли коллеги из клиники с предложением испытать ксенон на модели аутизма, чтобы потом, если получится, использовать его для терапии детей. И мы получили грант и работаем с увлечением. Правда, в последние несколько месяцев у нас все затормозилось, но я надеюсь, с сентября возобновится. Как преподаватель я продолжаю читать множество лекций, и появилось несколько новых курсов, в частности онлайн-курсы, которые доступны на сайте МГУ. То есть у нас есть система дистанционного образования, и любой желающий может эти курсы послушать. Один называется «Физиология нервной системы», а другой — «Нейрофизиология поведения». Кроме того, я работаю как научно-популярный лектор, спикер, докладчик, иногда коуч; хотя, в общем, избегаю этого — я все-таки физиолог и предпочитаю говорить об общих принципах работы мозга. Вот вчера была запись, сегодня с вами беседую. Надеюсь, скоро выйдет книжка «Мозг и потребности». Мы уже сдали рукопись, сейчас идет доработка иллюстраций. Семейная жизнь — три дочери, три внука, все хорошо.
[06:22] Никита Маклахов: А я правильно услышал в одной из ваших лекций, что вы какое-то время назад стали еще раз отцом?
[06:27] Вячеслав Дубынин: Ну, вот у меня маленькая дочка, которой 3,5 года, да.
[06:32] Никита Маклахов: Вот это да! И как вы себя чувствуете в этой уже новой роли многодетного отца?
[06:37] Вячеслав Дубынин: Превосходно, превосходно! Вообще нужно рожать детей каждые десять лет. Можно и чаще, но каждые десять — просто обязательно, тогда вы будете сохранять свежий взгляд на мир. Потому что когда вы находитесь рядом с ребенком, который для себя все это открывает, вы тоже во многом для себя все заново открываете. Самые мрачные месяцы — апрель и май — я как раз прожил в дальнем Подмосковье с дочерью, с семейством. И мы смотрели, как начинается весна, ловили лягушек, наблюдали за дятлом, который бьется головой о дерево, ну и так далее. И мне апрель и май оставили просто прекрасные воспоминания. Сейчас я уже месяц в Москве, но послезавтра я поеду к ним на довольно долгий срок. Очень рекомендую: каждые 10 лет рожайте ребенка!
[07:32] Никита Маклахов: Я просто в восхищении! Как раз думал задать вопрос, как вам удается сохранять такой позитив, харизму и радость яркой жизни, но вы уже, видимо, ответили.
[07:41] Вячеслав Дубынин: Мне кажется, да, это на самом деле важнейший источник. Ну и потом, моя область такая, что в ней не скучно, потому что мозг — это еще не паханое поле и куча новой информации. То есть вы, с одной стороны, работаете как ученый и копаете свою ямку в какой-то области и, если удастся, вы выкопаете довольно глубокую и что-то там на дне найдете; но кроме того, вы еще как, например, преподаватель анализируете данные коллег, причем в широком спектре. Например, сейчас очень актуально все, что связано со взаимодействием нервной и иммунной системы, то есть нейроиммунология. Мы и так-то ей периодически занимались, анализируя нейровоспаления, а сейчас на фоне пандемии это вообще актуально. Кстати, за апрель-май я сделал и прочел несколько лекций по вирусологии, то есть я апгрейдил свои студенческие знания еще 80-х годов, с огромным удовольствием разобрался в механизмах Эболы, гриппа, ну и, конечно, коронавируса. Поэтому я его сейчас уже не очень боюсь. Потому что, во-первых, понимать начинаешь, и, во-вторых, за эти месяцы медики научились его лечить, и гораздо лучше мы теперь уже чувствуем это заболевание, логику — в какой момент надо менять лекарственные препараты, в какой момент возникает цитокиновый шторм и что с ним делать. Теперь с этой напастью человечество будет жить, по крайней мере, некоторое время точно, но это уже не terra incognita, как в феврале, поэтому всякие панические настроения уж точно неуместны.
[09:22] Никита Маклахов: То есть как ученый вы считаете, что самое страшное в этом плане уже позади и можно как-то приспосабливаться к новой реальности?
[09:39] Вячеслав Дубынин: Да, да. Строго говоря, самого-то страшного и не было. Да, была тяжелая эпидемия в масштабах планеты, сравнимая с ежегодной эпидемией гриппа, но, конечно, не дотягивающая до туберкулеза или, например, малярии и несопоставимая с ВИЧ и гепатитами. Ну да, перепугались все, но будем считать, что это такая большая тренировка. Когда я был студентом, естественно, у нас была кафедра вирусологии на биофаке, и мы общались с коллегами-вирусологами, моими однокурсниками. И они всегда говорили, что вирусы — это такая штука, которая все время мутирует, поэтому всякие эпидемии на человека будут соскакивать регулярно — они это, собственно, и делают. В этот раз оказалась очень прилипчивая — не столько страшная, сколько прилипчивая штука, которая передается от человека к человеку и распространяется очень легко. Вроде как-то уже с пониманием относимся.
[10:32] Никита Маклахов: А как-то стратегически наука и ученые могут ли быть впереди на один шаг вирусов в целом, то есть предсказать направление мутации, направление их развития, чтобы заранее иметь возможность предотвратить все это?
[10:43] Вячеслав Дубынин: Ну, предскажем, а дальше чего? Предскажем, а там 20 наиболее вероятных вариантов — мы что, сделаем заранее вакцины? И так только ленивый не пинает фармакологов и вирусологов: «Что это вы сделали вакцину против гриппа, а она потом не пригодилась?» Это же почти как погода, очень много факторов. То есть предсказать можно, но просто вы получите 50 прогнозов — и что, вы везде будете соломку стелить? Денег не хватит. Если бы хватало, то классно, да, мы бы заранее много чего сделали. Поэтому, на самом деле, сейчас, конечно, настрой и направление на то, чтобы научиться все эти вакцины делать максимально быстро. С одной стороны, все набрасываются, всем миром это делаем, а с другой стороны, соответственно, по возможности самоизолируемся, чтобы зараза быстро не расползалась, чтобы медики успели все это свести вместе. В общем, понятная стратегия. У меня была в этом цикле про вирусы в мае лекция «Коронавирус и самые опасные вирусы». Если сравнивать с бешенством, Эболой, гепатитами В и С или даже испанским гриппом, «испанкой», которая была сто лет назад, конечно, коронавирус до них не дотягивает. Но при этом никто не гарантирует, что через полгода, или пять лет, или 15 лет что-то на вас еще не соскочит. Особенно в странах, где вместе люди, птицы, свиньи, летучие мыши едят что попало. Выкопал и съел сурка! Ну да, нам нельзя есть летучих мышей, давайте я хотя бы сурка съем. Пожалуйста, чума соскочила. Ну что это, ну что это? Уже ешьте свой синтетический фастфуд, не трогайте диких животных!
[12:29] Никита Маклахов: Да, в этом плане, наверное, у современных вирусов есть рычаги в виде информационной и экономической взаимосвязи всего мира — наверное, это еще все усиливает.
[12:40] Вячеслав Дубынин: Да, да. Вирус очень легко расползается благодаря самолетам и так далее, а еще по мозгам расползается благодаря Интернету. И вот уже паника-паника.
[12:50] Никита Маклахов: В начале беседы вы сказали, что уже долгое время изучаете аутизм и моделируете его на животных, я правильно услышал?
[12:57] Вячеслав Дубынин: Да, да.
[12:58] Никита Маклахов: А на ком именно?
[13:00] Вячеслав Дубынин: Белые крысы наши любимые. В принципе у аутизма есть вполне характерные проявления, такие, как поведенческая стереотипия, нарушение социального взаимодействия, всплески агрессии, вот все это получается на крысах. Аутизм очень многолик, поэтому существует несколько моделей, парочку из них мы используем, и клиницисты нас с интересом слушают. Я в мае выступал онлайн на международной конференции по аутизму, рассказывал про наши работы. Представьте себе, вас слушает одновременно пять тысяч народу, из них половина — психологи-педагоги, которые с этими детьми работают, а половина — это родители, у которых такие дети. Поэтому вы должны и про общие принципы сказать, и что-то конкретное подсказать. Для тех же педагогов и родителей общие принципы тоже важны, потому что вы понимаете, что есть некая логика. Что это не просто несчастье, которое на вас свалилось, а вот есть такие механизмы в мозге. Да, они нарушены, но мы здесь можем повлиять, здесь, здесь — за счет поведенческой терапии, где-то за счет препаратов. Это важно, потому что много таких деток.
[14:16] Никита Маклахов: Какой сейчас наиболее современный, наиболее точный, актуальный взгляд на происхождение этого заболевания? Я что-то слышал про зеркальные нейроны, про поломку где-то там. Насколько все это актуально и точно?
[14:28] Вячеслав Дубынин: Да, это все сейчас собирается в огромный конгломерат, когда и гены, и гормональный фон, и экология, и стресс, вирусное заболевание мамы во время беременности, и что-то нарушается. На самом деле, причин десятки и следствий десятки. И одно из них — это нарушение активности зеркальных нейронов, то есть таких клеток, которые переносят на нас чужие эмоции. Там есть куча других проблем, начиная с проблем с глобальным обменом веществ и кончая тем, что, например, слишком много синапсов работает и мешает мозгу сосредоточиться на конкретных задачах. Когда такая, как говорят, мультифакторная патология, очень сложно влиять, например, лекарственными препаратами, потому что очень разнообразные изменения. И терапия на уровне педагогики, поведенческих навыков оказывается более доступной и более работающей. Как раз конференция, которая проходила в мае была, была посвящена ABA — Applied Behavior Analysis. Это такой метод, когда работают с аутичными детьми, по многу часов в день учат их существовать в этом мире, взаимодействовать со взрослыми. Но здесь речь идет, скорее, о тяжелых детях. Потому что когда это легкий вариант, легкий синдром, даже не патология — там, конечно, все проще. Если с ребенком заниматься с 3-4 лет, он может вполне учиться в обычной школе и в обычном классе. Ну да, будет он интровертом и так далее, но вполне адаптированным вступит во взрослую жизнь. Тут очень важно не упускать время в том же самом аутизме. Если видишь, что ребенок неконтактен, нет улыбки, с которой он на вас смотрит, есть некая отчужденность, есть двигательные стереотипии, повторяющиеся движения, то уже к 2 годам можно поставить достаточно уверенно диагноз, а иногда и раньше, и начинать работать. Потому что если упустить время, мозг растет и формируется так, что он погружается в патологию все более глубоко. Это проблема для любой истории, связанной с детьми. Года два назад у меня был большой опыт общения с эпилептологами, разбирали механизм эпилепсии. Одна японская фирма сделала совершенно потрясающий антиэпилептический препарат, и они его сначала откатали у себя в Японии, в Юго-Восточной Азии, а потом одновременно вышли на рынок Европы, в том числе России и Америки. И им нужен был человек, который бы несколько лекций прочел о механизмах работы мозга и наложил механизм действия этого препарата на глобальные принципы. Когда я познакомился с этим препаратом, я пришел в восторг, потому что это новейший химический подход для контроля уровня возбуждения мозга. Я тогда года полтора, наверное, читал эти лекции, даже в несколько мест России съездил по этому поводу. То есть я много взаимодействовал с реальными врачами-эпилептологами, и для них это тоже проблема, ведь эпилепсию нужно начинать лечить как можно раньше, потому что каждый припадок ломает довольно сильно мозг, и самое главное — это удержать нервную систему от припадков. А для этого уже без препаратов никак. То есть аутизм — там, конечно, на первом плане поведенческая терапия, а препараты — они где-то там, на втором, на третьем; а эпилепсия — там препараты на первом месте, там вы никакой психотерапией этот очаг не возьмете. И очень важно понимать родителям, что эти препараты не просто нужны, а супер необходимы. И если запустить, то дальше мозг начинает взрослеть уже вот в таком патологическом статусе. Но сейчас вроде они уже встали на рынок, этот препарат попал в список жизненно необходимых лекарств в России. И это действительно очень мощная история, потому что при эпилепсии в мозге нарушаются процессы возбуждения и торможения; и обычно эпилептические молекулы усиливали торможение, а вот эта молекула снижает возбуждение, то есть она как бы с другой стороны на патологию заходит. Подобных препаратов еще не было вообще в истории фармакологии на планете Земля. В этом смысле это революционный препарат, и я рад, что поучаствовал в его продвижении.
[19:19] Никита Маклахов: Столько всего разного угрожает благополучию людей, что вырасти здоровым, мне кажется, это уже счастливое исключение.
[19:27] Вячеслав Дубынин: Конечно, поэтому надо радоваться каждому дню: встал, себя ощупал, все на месте — классно, классно.
[19:34] Никита Маклахов: Какие в конкретно в вашей жизни и в жизни вашей семьи есть процедуры и, может быть, регулярные осмотры? Сдаете анализы, ходите к врачам, едете в какие-то недельные санатории — что-нибудь такое практикуете?
[19:50] Вячеслав Дубынин: Я как сапожник без сапог, редко взаимодействую с врачами, честно сказать. Но вы знаете, мне кажется, что каждый физиолог — он слегка эксперт в здоровом образе жизни, и даже не слегка. Поэтому мне хватает разумного образа жизни, разумной физической нагрузки, более-менее разумного питания, сна и так далее, чтобы — тьфу-тьфу-тьфу — мой организм в мои 59 лет чувствовал себя вполне нормально. Я сплю каждый день по 6 часов, я стараюсь держать режим и сплю с трех часов ночи до девяти утра. Тут важно набрать эти необходимые часы, мне хватает шести часов, и дальше день расписан по минутам очень интенсивно. Вот сейчас я в Москве, а семья в Подмосковье, я с ними общаюсь только через телефон или Skype; сейчас у меня будет отпуск на недельку, ну и потом еще в августе, надеюсь, вот там-то мы и восстановимся. Будем гулять, купаться, загорать, быть на природе — это все очень здорово расслабляет и позволяет снять накопившийся стресс. Вы когда утром просыпаетесь, просканируйте свой организм, не вскакивайте прям сразу: как он, этот уровень позитива-негатива? Что там со вчерашнего дня осталось, какой там осадочек? И если негатива в голове больше, чем позитива — это уже явный звонок, надо что-то с жизнью делать. Хорошо бы вообще без негатива просыпаться, но это часто недостижимая мечта, хотя иногда удается — и вот тут-то надо обрадоваться, это я уже как коуч говорю. Радуйтесь даже небольшим успехам, фиксируйте свое внимание на том, что вот это вам удалось, и обрадуйтесь как следует, этого часто не хватает нам. Едите вкусную еду на обед — обрадуйтесь ей; вышли на балкон, посмотрели на окружающую природу — обрадуйтесь. Дайте мозгу время, порой даже несколько секунд достаточно ощутить позитив, ощутить течение жизни, неповторимость каждого мгновения.
[22:14] Никита Маклахов: Да, такие простые базовые мелочи, доступные каждому.
[22:17] Вячеслав Дубынин: Конечно. Но за ними реальная работа мозга, то есть мы реально знаем, что в этот момент активируется нуклеус аккумбенс, и так далее. Конечно.
[22:27] Никита Маклахов: Но при этом, насколько я слышал, к современным тенденциям трендам вроде биохакинга вы относитесь, мягко говоря, настороженно.
[22:35] Вячеслав Дубынин: Понимаете, когда люди с какими-то грубыми методами вламываются в тонкую систему под названием «наш организм», тут, скорее, за них тревожно. Я крайне редко занимаюсь тем, что что-то разоблачаю; я считаю, что гораздо важнее доносить полезные сведения, чем ругаться с теми, кто что-то делает не так, за исключением наркотиков, тут уж молчать нельзя. Само понятие биохакинга еще очень разное, потому что исходные биохакеры действуют очень грубо, плоть до введения себе каких-то ДНК, модификации генов, и там просто вообще все вразнос может пойти. Но сейчас этот термин поплыл, и в конце концов, даже простой прием каких-нибудь БАДов тоже уже гордо именуют биохакингом. Ну и ладно, так и быть, биохакеры, принимайте витамин В12, молодцы, считайте себя крутыми! Это все равно, что вы проехали на самокате по городу и уже считаете, что вы так же круты как те, кто там в этих костюмах прыгает с вершины горы. Ощутите себя тоже немножко биохакером. Вот мягкий биохакинг на самом деле полезен. В тот момент, когда человек вообще задумался о своем организме — о том, что он ест, как он живет, что, оказывается, существуют БАДы, которые могут чему-то помочь, так он уже молодец, он уже начал становиться более осмысленным пользователем. Другое дело, что большинство этих БАДов — это, скорее, плацебо, но некоторые вполне реально действуют. Да, не все они имеют доказанную подтвержденную активность, которую признала доказательная медицина. Так и доказательная медицина — она же про лекарства и про ситуации, когда человека надо реально лечить. А БАДы — они, скорее, про здоровый образ жизни и про то, что в каких-то местах мы усталому нашему телу и нашему мозгу можем немножко помочь. И даже если не удастся помочь, то ничего страшного не случится, а если удастся, так вообще прекрасно. И вы уже понимаете: «Ага, оказывается, в мозге есть серотонин, а он из триптофана, а триптофан в бобовых, и вот эта цепочка…» — ну а почему нет. Любая осмысленность в этом процессе мне кажется очень позитивной. Или глицин: те, кто разоблачает все на свете, его ругают. А я как физиолог знаю, что глицин работает в нашем мозге и, соответственно, у некоторых людей он действительно способен оказывать слегка успокаивающее действие, особенно если они в стрессе, особенно если этого глицина довольно много съесть. А съесть его не страшно, потому что глицин — это совершенная обычная аминокислота, которая есть в обычной еде, и мы и так его 3 грамма съедаем. И если вы еще один грамм съедите и станете чуть-чуть спокойнее, пусть даже это плацебо — для организма-то в целом это хорошо. Поэтому чего лишать людей таких надежд. Они вполне реальны, потому что в мозге есть реальный механизм для работы глицина. Он есть — там есть нейроны, синапсы, где все это функционирует. И это касается очень многих молекул, которые пока что попадают в разряд БАДов, потому что их доказательная медицина еще не приняла. А чтобы, извините, превратить препарат в принятый в доказательной медицине, нужно потратить — ну, не знаю — условно 200 миллионов долларов. А что, они есть у кого-то, кто сидит на острове, а там растет замечательная лиана, которая, например, улучшает иммунитет? Непросто все это. Если это называть биохакингом, то нормально. А вот тот момент, когда вы начинаете вставлять себе внутрь микрочипы или спать по 15 минут и типа «Я молодец!» — вот это не очень хорошо. Наш организм очень сложная система, и, нажимая на одну кнопку из десяти тысяч, вы, как правило, эту систему приводите в неравновесное состояние, и на коротких интервалах можете достичь успеха, а на длинных — еще не факт.
[26:54] Никита Маклахов: Но, с другой стороны, эксперименты на людях пока что по этическим соображениям запрещены — разве не хорошо, что есть энтузиасты, которые возьмут на себя эту святую миссию и будут первопроходцами в чем-то, пусть даже высокой ценой?
[27:10] Вячеслав Дубынин Понимаете, это будет опыт конкретного энтузиаста, он не принимается наукой и уж тем более доказательной медициной. Но конкретный энтузиаст — да, конечно, молодцы, ребят, только, пожалуйста, не повредите себе что-нибудь важное. Вы, может, и не знаете, а оно там есть, и вы нажали на какую-нибудь кнопочку, и что-нибудь отвалилось. Вот пожалуйста, поаккуратнее. В идеале сначала окончить хотя бы медицинский институт или психфак, где вам хоть что-то объяснят о работе мозга и организма, или хотя бы хорошо учить биологию в школе. А когда у какого-нибудь энтузиазма что-то получилось, он начинает рассказывать: «Вот у меня что получилось — я вот ел это растение и ужасно продвинулся» — так это его личный опыт с его личным мозгом. А у вас другой мозг, у вас другие гены, у вас другое строение нервной сети, иммунитет другой, все же мы уникальные. Поэтому то, что годится одному, не всегда годится другому. Да и та же доказательная медицина — пока несколько тысяч человек через это не пройдут, и все это статистически не будет доказано, это все даже близко не подпускается. Это правильно, когда речь идет о тяжелых заболеваниях — таких, как онкология, там это все важно. А когда речь идет о мягкой коррекции — ну да, экспериментируйте сами на себе, если вам себя не жалко, если вам не страшно и все такое прочее; если вы понимаете, что вы делаете. Моя рекомендация: начинайте с маленьких доз, пожалуйста. Я иногда читаю лекции; ко мне подходит человек и говорит: «А можно вы исследуете что-нибудь в моем мозге, я готов, навтыкайте мне туда электродов». Я говорю: «Нет, ребята, это нельзя по биоэтическим и прочим принципам. Даже если вы мне напишете бумагу, что готовы отдать свой мозг на пользу науки, все равно это не пройдет, меня все равно посадят, потому что я попаду под уголовный кодекс». Я как ученый не имею права на это соглашаться, да я и как человек на это не соглашусь.
[29:17] Никита Маклахов:: Как вы относитесь к идее, по-моему, как раз популярной у биохакеров, что старение — это не какой-то обязательный и предопределенный эволюцией процесс, а скорее, процесс накопления ошибок в организме и мозге в частности, который, соответственно, можно как-то откатить, избежать и продлить жизнь на дополнительные 20, 40, 50 лет?
[29:37] Вячеслав Дубынин: Ну а что, это же не только биохакеры придумали. Почему человек стареет? Про это, естественно, всерьез задумывались всегда, а с появлением такой серьезной физиологии и медицины стали задумываться все глубже. Существует несколько подходов, но принципиально есть такая развилка: 1) мы стареем, потому что в нашем организме накапливаются ошибки изменения, и 2) мы стареем, потому что у нас есть специальные механизмы, которые запускают старение. Первая точка зрения доминирует, а вторую часто ругают и разоблачают. Хотя, если посмотреть с биологической точки зрения, она не лишена логики, и в природе мы видим кучу примеров. Потому что, в принципе, живые организмы должны не только жить, но и вовремя умирать, чтобы на смену предыдущему поколению приходило следующее, более адаптированное, более приспособленное. Поэтому эволюция отнюдь не ставит задачу создать что-то такое, живущее вечно. Мы видим у лосося, как он выметал икру и помер, чтобы на его гниющем теле завелись червячки, и этими червячками будут питаться мальки. Представляете, ужас какой? Хорошо, что у нас не так. И, казалось бы, лосось умирает от того, что он поднялся по речке, выметал икру и все, истощился. Но взяли того же лосося, посадили в аквариум, он сидел в аквариуме, и с ним случилось то же самое. То есть у него запускаются механизмы, которые говорят: «Через полтора месяца ты помрешь». Представляете, какая пакость? Касательно нашего организма идут здоровенные споры. Некоторое все-таки говорят, что есть какие-то механизмы запрограммированной смерти. Для отдельных-то клеток, тут уж никто не спорит, апоптоз. А вот феноптоз — его в основном ругают. Если бы был феноптоз в явной форме, было бы легко и понятно, как справляться со старением, что делать. Мы должны были бы выключать эти гены и так далее. Но в явной форме мы это точно не видим, а старение-то есть. Поглядите вокруг и на себя тоже 5 лет назада,10 лет назад. Но в основном сейчас идет направленность на то, чтобы ловить те изменения, те ошибки, которые копятся, и пытаться их устранить. И дальше начинается: вот стареют белки, вот стареют нуклеиновые кислоты, вот стареют мембраны, липиды, и под каждый процесс подбираются свои anti-age препараты, методы. А поскольку все стареет, то надо работать и с мозгом, и с мышцами, и с суставами, с печёнкой, селезенкой; и возникает огромный бизнес и огромная наука, которая всем этим занимается. Нет такой таблетки, которую съел — и уже не стареешь, это только у Кощея Бессмертного получается. Это очень непростая история, потому что каждая группа клеток, каждый орган накапливают эти ошибки самостоятельно. Ну да, есть антиоксиданты, ноотропы. Но это все на практике выглядит так: вот вы живете, живете и «а, вот суставы заскрипели, ну давай начнем лечить суставы. О, что-то гипертония полезла, ну давай будем разбираться с гипертонией». То есть как на корабле: течь возникла, вот ее и латаем. А весь корабль обновить, к сожалению, не получится. В конце концов у вас уже в корпусе будет куча таких пробоин залатанных более-менее, но плывём. Недаром есть такая поговорка, что здоровье — это когда утром каждый день болит в разных местах. Вы проснулись: да, что-то поясница побаливает, а все остальное — ничего; на следующий день: кажется, печенка звоночки подает. Вот это — здоровье. А когда болит в одном и том же месте — это уже надо к доктору, ну или самому разбираться, если ничего серьезного, может, действительно здоровым образом жизни и витаминчиками пока что можно помочь. В развитых странах к докторам ходят гораздо регулярнее. Мне тут рассказывали про немецкую медицину — средний немецкий гражданин 18 раз в год обращается к доктору по проводу просто обследования и профилактики. Но для этого надо иметь медицину, когда вы приходите к доктору, и он вам рад, и вы рады. А когда на вас смотрят зверем, потому что у него 15 минут на прием, и он должен заполнить бумажку, а еще электронную карту — охохонюшки!
[34:16] Никита Маклахов: Я думаю, тут еще экономический фактор в виде страховок влияет?
[34:20] Вячеслав Дубынин: Да, да, да. Это же должно все развиваться, но для этого надо развивать не оборону и сферу госбезопасности, а медицину и образование. А денег-то не хватает. Просто, понимаете, денег нет, сами знаете.
[34:34] Никита Маклахов: Судя по тому, что вы говорите, в скором времени будет проще переселиться в новое тело, чем ремонтировать старое.
[34:45] Вячеслав Дубынин: В том числе и в новый мозг, есть такая идея создать его копию. Если вас это утешает — да, да, можно создать электронную копию личности; и ваши родные и близкие не догадаются, что это уже не вы, а ваша копия, общаясь, например, по телефону. Я думаю, что это уже очень скоро будет возможно. Но это же будете не вы, а ваша копия.
[35:10] Никита Маклахов: Да, это уже из области философии.
[35:12] Вячеслав Дубынин: Поэтому стараемся по ходу жизни побольше сделать. Книжки написать, лекции прочитать, интервью дать. Мы все помрем, а это все еще будет болтаться 100 лет в Интернете, ну и классно. Еще Пушкин про это писал:
«Покуда наслаждайтесь ею,
Сей жизнью краткою, друзья!
Ее ничтожность разумею,
И мало к ней привязан я.
Для призраков закрыл я вежды,
Но мимолетные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить.
Быть может — лестная надежда! —
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И скажет: «То-то был поэт!»
О! Писал 200 лет назад, как это он все это понимал? То-то был поэт! И вот про нас скажут: «Ученый был! Ух ты, как работал мозгами!»
[36:11] Никита Маклахов: Прежде чем мы продолжим разговор с Вячеславом, хочу сказать спасибо за то, что этот выпуск вообще увидел свет вам, нашим слушателям, нашим дорогим патронам, а еще нашему партнеру — компании «Ленстройтрест». Этот застройщик уже давно работает на рынке недвижимости и реализовал более 70 объектов в Петербурге и в ближайшей Ленобласти. Сейчас вы можете купить квартиру от «Ленстройтрест» в одном из трех жилых кварталов. Причем в этих проектах есть примеры с очень интересными планировочными решениями. Первый квартал — голландский, называется «Янила». Здесь есть квартиры с мастер-спальней, окном в ванной комнате, а также эксклюзивные квартиры с террасой на первом этаже или на верхнем этаже с выходом на крышу. Второй — шведский квартал — называется «IQ Гатчина». Его «изюминка» — это двухуровневые пентхаусы на последних этажах, с просторными балконами и собственными террасами. При желании можно обустроить площадку для пикников или гостиную прямо под открытым небом. И третий квартал — «Юттери», очень напоминает спокойный финский городок. Здесь есть квартиры с возможностью установки камина или с холодными погребами для хранения продуктов. Каждый из этих кварталов компании «Ленстройтрест» представляет собой комфортное, красивое и безопасное пространство. А главное — здесь можно жить максимально полной и насыщенной жизнью. Предусмотрено всё, что нужно для спорта, отдыха и воспитания детей — от игровых площадок до школ и детских садов прямо рядом с домом. «Ленстройтрест» создает продуманную среду с заботой о людях и в этом его главное преимущество. Более того, компания активно участвует в жизни кварталов: проводит разные досуговые мероприятия, занимается благоустройством и озеленением. Загляните на сайт 6543210.ru, посмотрите, как выглядят кварталы, что есть внутри и сколько стоят квартиры. Уверен, вы найдете вариант, который вам понравится.
[38:24] Никита Маклахов: Вы изучаете эту часть тела, этот большой орган уже несколько десятков лет. Появилось ли у вас ощущение, что он стал чуть более понятен, чем до начала работы с ним?
[38:34] Вячеслав Дубынин: Конечно, а как же, знания-то копятся. Да, да. У меня с вирусологией так получилось. Я 80-е годы, будучи студентом-аспирантом, исправно все это изучал, а сейчас прошло 30 лет и я вижу, насколько все по-другому. Это потрясающе. Я читаю какую-то вещь и понимаю, что я читаю про это впервые. Я что, забыл это со времен студенчества? Нет, не забыл, просто в 80-е годы об этом никто не знал. Этого не было ни в учебниках, ни в лекциях специалистов. С мозгами примерно та же самая история. Может быть, конечно, все помедленнее идет, чем в молекулярной биологии, но идет, и народу очень много занимается. И, конечно, каждый раз очень серьезные прорывы дают новые методы — когда появляются суперкомпьютеры, функциональные томографы, оптогенетика, например, — это из последних впечатляющих прорывов. Но история, когда «а назовите самое важное открытие» — вот такая история в нейробиологии не существует. Это же не антропология — раскопали новые кости где-нибудь на краю эфиопской пустыни, это понятно. А что касается физиологии мозга и вообще нейронаук — это как большое, довольно медленное наступление по общему фронту, где, как правило, только постфактум становится понятно — через 10, 20, 30 лет, что в этой области мы достигли прорывов. То есть мы заняли территорию, стали ее изучать, и вот тут мы что-то накопали. Посмотрите, как дают нобелевские премии — их дают постфактум за те работы, которые были выполнены 20-30 лет назад; потому что оказалось, что вот эти люди первыми ступили на эту территорию, а дальше еще 1000 человек это изучали, что-то наработали, но вот эти вот первые стали теми копателями, которые в этом месте ямку сформировали, а дальше все накинулись. Конечно, в странах, где наука активно развивается, где много средств и много грантов исследователи ревниво следят за коллегами и пытаются найти новые перспективные направления. То есть вы 2-4 года занимаетесь чем-то, кончился ваш грант, вы смотрите: «Ага, что сейчас горячее? О, коронавирус!» И все кинулись изучать коронавирус. Быстро пишем грант на то, как коронавирус влияет на мозг, получаем деньги, 2-3 года изучаем, отчитываемся и смотрим, что у нас там еще, какая зараза свалилась. Наука превращается во многом в погоню за грантами, но при этом формируется очень большой пласт данных научных. Мы в России из-за гораздо меньшего финансирования нашей науки часто работаем по более старой технологии, когда ученый занимается тем, что ему интересно. Это особенно видно знаете в каких областях? Это всегда было в областях, связанных с зоологией, ботаникой, экологией. Есть у меня однокурсник, который очень любит наездников. Наездники — это такие маленькие перепончатокрылые насекомые , маленькие осы, которые — может, знаете — заражают гусениц, и дальше личинка наездников живет в этих гусеницах, жрет их изнутри — в общем ужасная история. Но эти наездники ужасно забавные, они полезны для человека, потому что гусениц уничтожают. И вот он всю жизнь ими занимается. На своей московской даче и в окрестностях он за 40 лет открыл 200 новых видов. А уж если он попадает куда-нибудь — а он очень много ездит по миру, потому что получает гранты под своих наездников — может из поездки, например, на Сицилию или в Аргентину еще десяток новых видов привезти. Ему это интересно. И подобного рода научные исследования не требуют больших капиталовложений, но для конкретного человека они могут быть очень привлекательны — ну, душа так лежит. Этих наездников исследует еще, скажем, сто человек в мире, и они образуют такую тусовку. А если у вашей тусовки есть еще пара хороших спонсоров, то вообще все отлично. Бывают же миллионеры, которые любят наездников. Набоков любил бабочек, а какой-нибудь миллионер, владелец сети готовой одежды любит наездников, ну так вот у него с детства получилось. Вот это наука по старинке, когда вы занимаетесь многие годы тем, что вам интересно. Я в своей работе скорее в этой ситуации нахожусь. Мы изучаем физиологические основы поведения, депрессии, аутизма, но не смотрим во все стороны, где бы урвать грант. К тому же, так случилось у меня в жизни, что я в какой-то момент наполовину стал ученым, наполовину преподавателем-педагогом. А если вы 50% времени тратите на это, то вы уже выпадаете из той лидирующей группы, которая мчится к цели. Но среди моих однокурсников есть несколько выдающихся ученых, которые держат руку на пульсе, очень активно получают гранты и все такое прочее.
[44:10] Никита Маклахов: По вашим словам, это история про разницу между внутренней и внешней мотивацией. Что есть конкурентная среда, деньги, соперничество — вот там люди, кому ближе внешняя мотивация; а есть страсть, интерес, любовь к наездникам, это больше про внутреннюю мотивацию уже, да?
[44:29] Вячеслав Дубынин: Да, так оно и есть. Хорошо бы как-то это сочетать, и в конечном итоге показателем-то является ваш уровень счастья, то есть нравится ли вам заниматься тем, чем вы занимаетесь. Потому что если вы получаете эти гранты, прыгаете с темы на тему и при этом вы в постоянном стрессе, то может это не очень правильно.
[44:48] Никита Маклахов: А расскажите, на что в целом больше похожа наука об исследовании мозга? Это что-то про теорию, про моделирование или больше про практику и эксперименты? Потому что я не так давно услышал, что концепция калиево-натриевых насосов, которые есть в клетках в голове — это концепция, которая не была подтверждена, и никто эти насосики не видел, то есть это какая-то модель. Много ли таких моментов в науке о мозге, или там все-таки больше про то, что можно пощупать?
[45:21] Вячеслав Дубынин: Хорошо, что вас не слышат биохимики с нашей кафедры биохимии!
[45:26] Никита Маклахов: К счастью!
[45:28] Вячеслав Дубынин: Эта кафедра занимается камерными насосами и щупает их уже несколько десятков лет. Понимаете, когда все это начиналось, это были обобщения на основе экспериментального материала. Но сейчас, например, существуют такие микроскопы, которые позволяют эти молекулы увидеть, конечно. С появлением новых методов все это конкретизируется, и те теоретические построения, которые были, прекрасно сходятся с практикой. Но теоретически построения сохраняют свою ценность, причем на разных уровнях. То есть мы можем разрабатывать модели молекул и, не проводя реальные эксперименты, придумывать, например, какое-нибудь вещество, которое будет влиять на дофаминовую систему или на формирование антител. Мы можем разрабатывать модели каких-то каскадов химических процессов и на этой модели проверять, какие будут побочные эффекты того или иного препарата. В случае мозга можно попытаться разработать модель психики и прочее, всадив в нее основные алгоритмы. Но это довольно небольшая часть работ, все-таки в основном, конечно, современная нейробиология — это практическая наука с реальными клетками, отделами мозга, веществами. И выход в реальность прежде всего, конечно, идет через медицину. Потому что все-таки сейчас самая актуальная задача — это не хакнуть здоровый организм, а починить организм, который уже заскрипел, залатать дырку в корабле. Это всем понятная идея и всем понятный настрой. Организм реально стареет, и у вас могут быть миллиарды, или вы можете быть диктатором какого-нибудь государства, но ваше тело стареет, и вы в конце концов идете, смотрите доктору в глаза и говорите: «Доктор, помогите! У меня вот такое началось». А доктор вам говорит: «Вот вам лекарство», или: «А вот это мы еще не знаем, мы не изучили». И тогда вы берете свои миллиарды и говорите: «Доктор, давайте изучайте!» А доктор или физиолог мозга вам говорит: «Вообще это десять лет работы, мы, похоже, не успеем. Где вы раньше-то были, где вы были десять лет назад?» «Ну так я тогда еще здоров был!» «Ну так надо же было думать!». Понимаете? Поэтому, конечно, гораздо больше направленность не на то, чтобы хакнуть организм, которому 20-30 лет, а на то, чтобы хакнуть организм, которому 60 и 70. К этому времени у конкретного человека уже скопились ресурсы, и он начинает думать: «А я, оказывается, не вечен. Не все же детям отдавать, надо самому пожить подольше». А тут — бац! — и какой-нибудь противный Альцгеймер. Вы посмотрите, в 90 лет у каждого второго Альцгеймер, у каждого шестого — паркинсонизм. Как мы проживем 150 лет, если у нас нейродегенерация? Как? Да никак! Вот, куда деньги должны направляться. А плохо получается, потому что там такой сложный механизм, что никак. Не знаю, может, я три года назад уже про это говорил, но проблема-то никуда не делась.
[48:52] Никита Маклахов: Вы верите хотя бы в теории, что эти вещи ужасные вроде Альцгеймера и Паркинсона могут быть излечены и обратимы? Потому что, как я понимаю, там идут изменения уже в самих структурах или тканях.
[49:03] Вячеслав Дубынин: Конечно, мы сумеем в конце концов это сделать. Я в это свято верю, потому что там вполне реальные молекулярные механизмы. Но нужно так научиться на них влиять, чтобы не вызывать побочку. Потому что все эти нейродегенерации — в том числе Альцгеймера — это прежде всего внутриклеточное накопление дефектных белков. Белки, которые у нас в клетках, постепенно разрушаются, обновляются, и у нас есть специальные машинки вроде офисных шредеров — протеасомы, которые дефектный белок режут и синтезируют новый. И если дефектных белков много, а протеасома почему-то плохо работает, мусор начинает копиться, в конце концов нарушает работу нейронов и даже приводит к их гибели. Проблема в том, что мы можем на это повлиять, но мы не можем сделать так, чтобы это не распространилось на другие органы и системы. Потому что этот механизм резки белков универсален, он идет, в мозг, в печень, куда-нибудь в мышцы бедра и так далее. И если мы начинаем лечить Альцгеймера и влиять на эти процессы в мозге, мы получаем кучу побочных эффектов уже в других частях тела. И вы вроде мозг вылечиваете, а у вас селезенка или печенка отвалилась. Вот в чем проблема. То есть мы уже неплохо все это знаем и механизмы знаем. Скажем, можно вырастить нервные клетки в чашке Петри, получить на них модель Альцгеймера и даже их вылечить, но это произойдет в чашке Петри, где у вас нейроны все под контролем и нет никакой печенки и селезенки. Как только вы с вашей молекулой, которая помогла в чашке Петри, полезете в целый организм, вы огребаете такие побочные эффекты, что ужас. Потому что механизм этой рубки белков потрясающе универсален; а молекула, которую мы вводим в виде таблетки/укола, растекается по всему организму и побочные эффекты оказываются мощнее, чем польза. В этом дело. Поэтому проблема, например, в точечной доставке, нам нужно научиться эти препараты доносить до того места мозга, где пошла нейродегенерация — вот один из подходов. А так вообще пока будьте активны, позитивны, и тогда этот аппарат рубки будет работать у вас в нервных клетках более мощно. То есть если мозг активный и радостный, то уборка мусора происходит интенсивнее и вероятность нейродегенерации становится меньше. Мне как-то добрые люди прислали статью про то, у кого реже всего бывают болезнь Альцгеймера в США. И на первом месте оказались члены верховного суда — я не знаю, что они там делают, но на втором — профессора университетов. И я очень обрадовался. Это не гарантия, но это дополнительные бонусы, плюс вероятности, потому что если вы профессор университета и читаете кучу лекций, и обновляете их, и общаетесь со студентами, то ваш мозг не ходит по одним и тем же проторенным дорожкам. Вот это плохо, когда каждый день одно и то же, когда вы решили: «а, 60 лет, пенсия, дача, огурцы» — вот это плохо. Поэтому — раз — и родили ребеночка, или хотя бы внуков как следует пасете. Но внуки — это не совсем то, а вот собственный ребенок — тут вы вовлечены по-настоящему. Внука привезли, увезли, он не ваш, хотя вашей собственной дочери. А когда свое, это очень сильно все активирует. Это же касается новой работы, активных хобби, каких-то совершенно других видов деятельности, которые вы раньше не пробовали, например, волонтерство, благотворительная деятельность — это все очень значимо. Новые движения сейчас очень активно исследуются, в наш мозге 2/3 нейронов занимаются движениями так или иначе. И если вы по-новому двигаетесь, это очень круто защищает от тех же самых нейродегенераций. Важно не просто делать зарядку, а по-новому ее делать: сегодня — один вариант комплекса, завтра — другой. А лучше всего танцевать. Сейчас куча статей про то, как полезно танцевать и как это защищает от Альцгеймера. И если вы в 85 лет начали осваивать медленный фокстрот или очень медленную ламбаду, то это то, что надо.
[53:49] Никита Маклахов: Папа, мама, если вы слушаете этот выпуск, обратите внимание!
[53:54] Вячеслав Дубынин: Конечно! А все время головой в грядку — нет, это плохо.
[53:58] Никита Маклахов: Я так понимаю, что проблема в целом общая и по поводу нейродегенеративных заболеваний и в целом у фармакологии, что у нас универсальные механизмы вроде одинаковых нейромедиаторов работают в разных частях тела.
[54:12] Вячеслав Дубынин: Да, да, да.
[54:13] Никита Маклахов: Главная задача — это понять, как воздействует локально на отдельный участок?
[54:17] Вячеслав Дубынин: Конечно, да. То, что мы называем «побочный эффект» — это не дефект препарата, это логика строения нашего организма. Видите, какая беда.
[54:28] Никита Маклахов: Продолжая разговор о фармакологии, что вы думаете о психоделиках? Последнее время, как я вижу, это участилось, увеличилось к ним внимание. Допустим, в Америке собираются фонды, которые спонсируют исследования о том, что психоделики могут лечить зависимости, депрессию. Как у вас с ними отношения научные?
[54:51] Вячеслав Дубынин: Научные — никак. В РФ любые работы с наркотиками кроме алкоголя совершенно невозможны по куче причин, в том числе юридическо-законодательных. Поэтому какие там психоделики, даже с синтетическими каннабиноидами весьма сложно работать, потому что слово «каннабиноид» уже всех отпугивает, хотя это может быть молекула, которая только лечит эпилепсию и все. Ну хотя ладно, такие работы еще ведутся, у нас есть институт биоорганической химии. А, например, синтетические аналоги эндорфинов — морфин и подобные препараты — всё, нельзя. Еще в нулевые годы вместе с национальным центром наркологии работали с опиоидоподобными соединениями; у меня был большой кусок докторской диссертации про это, но потом эти работы были прекращены. Вот этот подход, что проще запретить, чем все это осмысленно контролировать, он, конечно, ведет в тупик, потому что мы лишаемся возможности изучать очень важные рычаги, механизмы влияния на мозг. И те же самые психоделики, судя по тому, что получается — это мое лично мнение — у них мощный возбуждающий эффект при действии на мозг, который похож на эффект электрошока. В психиатрии, в неврологии довольно давно используется электрошок, когда человеку вырубают электрический стимул. Когда-то это были достаточно страшные процедуры, и до сих пор в Голливудских фильмах все это выглядит очень страшно, но реальный электрошок делается под общим наркозом и, естественно, по согласию пациента. По сути, он позволяет перегрузить мозг, то есть сделать такой глобальный reset. Электрошок используется, например, тогда, когда есть застойная депрессия, которая антидепрессантами и психотерапией не выбивается, и здесь электрошок работает. Такое ощущение, что ЛСД и подобные воздействия делают что-то похожее — идет очень мощная активация, и возникает шанс скорректировать, снять те неправильные программы, которые крутятся в мозге, они становятся не такие значимые. Вот про что это, а вовсе не про галлюцинации, общение с божеством или какие-то глюки. Когда говорят о лечебном применении именно психоделиков, на мой взгляд, подразумеваются прежде всего такие эффекты, то есть такой reset мозга. Но для того, чтобы эти работы шли, нужен юридический аппарат, который позволял бы все это делать. Вы же не можете просто так эту молекулу получить. Что, вы ее купите на углу у наркодилера? Нет, вы должны ее получить через фармацевтическую фирму, которая должна вам это сделать, а ей тоже это никто не даст; вы должны получить разрешение работать на людях, а это биоэтические комитеты. Вы даже крысе сейчас не можете просто так что-то вводить — вы обязаны представить план своих проектов специальной биоэтической комиссии, такие мировые требования. Во времена Ивана Петровича Павлова этого ничего не нужно было делать, даже еще в конце XX века. А сейчас нужно. Мы должны сказать, что эти сто крысиных жизней нам нужны для того, чтобы изучать, например, механизмы аутизма. Потому что мы сначала возьмем беременную мамку-крысу, потом введем ей специальные нейротоксины, которые смоделируют изменения мозга у крысят, потом мы посмотрим на их поведение, потом мы попробуем их какими-то препаратами полечить, а потом мы в конце концов их убьем. Это называется sacrifice, то есть принесем в жертву науке и, соответственно, вынем их мозг и посмотрим, что там с клетками, с разными веществами. Да, вот так работы ведутся. А как иначе мы будем это исследовать?
[59:04] Никита Маклахов: Можно в Южной Америке это сделать втихаря.
[59:07] Вячеслав Дубынин: Сейчас ситуация такая, что вы не сможете свою статью опубликовать без этого. Первое, что вас спросит серьезный журнал: «А какая биоэтическая комиссия, в какой день и в какой год вам все это разрешила сделать?» И вы должны прислать ссылку на протокол этой самой комиссии. Вот так вот. Это с одной стороны, конечно, бюрократизация, с другой стороны — разумный контроль. Очень важно, чтобы все это было гармонично, потому что совсем бесконтрольно — плохо, и когда совсем бюрократия заедает — плохо. Полная остановка работы, например, с опиоидоподобными препаратами, полная невозможность работать с чем-то похожим на ЛСД — это, конечно, уже бюрократизация, то есть проще запретить, чем как-то разумно контролировать. А бесконтрольный вариант — тоже плохо. По крайней мере в России это невозможно. Да не только в России, очень редко кто сейчас может работать с психоделиками, потому что когда-то в 60-е годы все это стало пугалом-пугалом, и заслуженно.
[1:00:15] Никита Маклахов: Тимоти Лири постарался.
[1:00:18] Вячеслав Дубынин: Потому что, как известно, даже однократный прием может сносить крышу. Все эти спайсы — это не просто так. Ко мне несколько раз на лекциях подходили люди, которые рассказывали тихонечко про свой опыт: «Я принял вот это один раз, а потом две недели валялся в реанимации», «Я принял это один раз, а потом четыре месяца восстанавливалось мое знание испанского языка». Понимаете? Потому что вот эта перезагрузка — очень непростая штука, особенно когда речь идет о настоящих наркотиках. Ведь проблема в том, что наркотики — это не пустое слово. Должен быть закон, который запрещает эту молекулу синтезировать, использовать, распространять, и в этом законе должна быть эта молекула прописана; если она не прописана, то она вроде как не наркотик. Поэтому драг-дизайнеры постоянно что-то новое создают и пытаются из-под этого пресса увильнуть, а законодатели пытаются их прихлопнуть. Но, понятно, отстают фатально — на полгода, на год, на два года. Возникает временной зазор, когда что-то можно продавать, не попадая под уголовный кодекс, по крайней мере, по-серьезному. И в итоге выбрасываются на продажу молекулы, которые могут быть смертельно опасны. Классический пример, который приводится на всех лекция — это случай с МФТП, метилфенил-тетрагидропиридином, который в Лос-Анджелесе, по-моему, в 70-е годы случился. Создали аналог героина, который, как оказалось, ломает черную субстанцию, и те люди, которые первыми это попробовали, получилось 200 паркинсоников. Упс! Никто не ожидал.
[1:02:08] Никита Маклахов: Биохакеры того времени.
[1:02:10] Вячеслав Дубынин: Это были не биохакеры, они считали, что это улучшенный вариант героина. А получился нейротоксин, который сейчас используется для моделирования паркинсонизма. Люди, можно сказать, пожертвовали своим мозгом для развития нейронауки. Только как-то очень странно пожертвовали и совершенно не хотели этого делать.
[1:02:33] Никита Маклахов: Да, почему-то когда возникают истории про улучшенный наркотик, то мало чего хорошего получается.
[1:02:41] Вячеслав Дубынин: Да. Улучшенный — это значит, что-то изменили в молекуле, чтобы выйти из-под бюрократической схемы, и тут очень коварные есть истории. Драг-дизайнеры-то тоже люди с высшим образованием. Законодатели пытаются, например, запретить целый класс молекул — чтобы не конкретные, а целый класс, это проще. Что делают наркодизайнеры? Они берут и внутрь наркотика вставляют что-нибудь обычное, например, что-то вроде аспирина, то есть есть что-то такое ЛСД-подобное, а с краешка аспирин. И если вы начнете все это вместе запрещать, то получатся, вы запрещаете аспирин, что невозможно. Такая вот химическая война непростая идет, очень непростая. И бедные спецслужбы мира сбились, ищут, где же эти драг-дизайнеры сидят, где же они прячутся. Вся цифровизация мира не может их поймать. Ужас какой, ужас.
[1:03:42] Никита Маклахов: Переключимся немножко на другую тему. Пара вопросов про сон. В начале выпуска вы уже поделились вашим чудесным распорядком дня; я завидую тому, что вы высыпаетесь за 6 часов. Такой фундаментальный вопрос. Насколько я читал, пока что нет вообще единой теории о том, зачем нужен человеку сон. Какая ваша позиция, как вы считаете?
[1:04:04] Вячеслав Дубынин: Я считаю, что это преувеличено, все-таки мы очень много знаем про сон.
[1:04:09] Никита Маклахов: Да, мы знаем, что он приносит, какие функции, но как он, зачем и почему возник — я так понимаю, пока что не очень понятно.
[1:04:17] Вячеслав Дубынин: Я бы так не сказал. Давайте попробуйте. Вот мы берем человеческий сон и видим, что он состоит из 2-х явных четких фаз: одна называется медленно-волновой сон, и там электроэнцефалограмма пишется с частотой 2-3-4 Гц; и быстроволновой сон, когда электроэнцефалограмма пишется так, как будто мы бодрствуем. Медленноволновой сон занимает где-то 80-85% времени сна, а быстроволновой — где-то 15%. Если будить на быстроволновой фазе, то человек часто говорит, что видит сны. По тому, как все это изучено на млекопитающих — а у млекопитающих медленноволновой сон очень хорошо выражен — получается, что это фаза физиологического отдыха и восстановления сил и гомеостаза, обмена веществ и прочее. А быстроволновая фаза — для того, чтобы разобраться с завалами информации. Медленноволновая фаза нужна, чтобы клетки в нервной ткани немножко сжались (это не так давно было открыто и получило название «глимфатическая система мозга»), тогда просвет между клетками становится больше и прокачка тканевой жидкости от артерии к венам идет интенсивнее.
[1:05:41] Никита Маклахов: Это как раз про Альцгеймера?
[1:05:44] Вячеслав Дубынин: Да, как раз получается, что если это не делать нормально, то мусор белковый, который между клетками, может копиться, и это один из факторов Альцгеймера. Но не главный, я думаю, потому что на самом деле, как я уже сказал, главная проблема нейродегенерации — это внутриклеточное накопление. А когда говорят про бета-амилоиды — это межклеточные, это полбеды. Но тем не менее это все равно важно. Кроме того, видимо, на фазе медленноволнового сна происходит еще одна важная штука: мозг разбирается с внутренними органами. То есть в течение дня мы в основном ориентированы во внешнюю среду, и проблемы нашей печенки-селезенки, тонкой кишки нас не очень трогают; а во время сна наконец-то мозг может что-то подкорректировать. Сигналы из мозга очень важны для того, чтобы улучшить работу наших внутренних органов, и эти сигналы током приходят именно во время медленноволнового сна. Есть такой замечательный профессор, Иван Пигарев, он всю жизнь работает с висцеральной теорией сна и у него очень интересные идеи и исследования. Поэтому можно сказать, что медленноволновой сон — это сон-отдых и сон, который наводит порядок в нашем организме. Представьте себе, что мы берем белую крысу и вообще лишаем ее сна. От чего умирает эта крыса через две недели? Она умирает вовсе не от проблем с мозгом, не от инсультов; она, как правило, умирает от общего сепсиса, общего заражения крови, которое начинается с того, что в кишечнике тотально возникают всякие язвы, микрофлора кишечника лезет в кровь, и дальше — вот этот самый сепсис. При хроническом лишении сна мозг, конечно, работает очень плохо; но по-настоящему фатальные нарушения происходят во внутренних органах, в кишечнике, в сердечно-сосудистой системе летит весь обмен веществ, накапливается в ткани куча отходов, потому что все клетки работают как-то не так. По словам Пигарева, парадокс в том, что при лишении сна умирает первым не мозг, а вся проблема идет от внутренних органов. Поэтому медленноволновой сон — это сон-отдых, восстановление сил и ресурсов, мы убираем отходы и разбираемся с телом. А быстроволновой — это когда мы разбираемся с завалами информации, что-то перезаписываем из кратковременной памяти в долговременную, что-то стираем, что-то более компактно записываем, какие-то добавочные процессы обработки, поэтому есть творческие сны, прогностические сны. На мой взгляд, мы про сон уже очень много знаем.
[1:08:27] Никита Маклахов: А разве не странно, что эволюция выбрала такой странный способ разбираться с психикой и с внутренними органами, выключая нас из жизни и подставляя нас под опасности хищников и прочее?
[1:08:39] Вячеслав Дубынин: А что делать? Иначе вообще никак не получится. Вот возьмите рыб или даже насекомых, у них тоже это происходит. Правда, у них только медленно-волновой сон, парадоксальный появляется в тех мозгах, которые интенсивно учатся — вот он нужен для того, чтобы перезаписывать память. Если вы простое существо вроде рыбы или жука, вам это не надо, у вас только медленноволновой сон или его аналог. А вот, например, уже у осьминогов мы видим парадоксальный сон. Представляете, недавно появились работы о том, что у осьминогов, судя по всему, есть аналог парадоксального сна, потому что они очень интеллектуальные, они очень многому в жизни учатся и им нужно эту информацию обрабатывать. Да, подставляемся, но что делать. Вот так вот, по-другому не получается, по-другому сложная нервная система не может функционировать. Если вы коралловый полип или медуза, то ладно. А уже на уровне маленькой мышки — без этого никак.
[1:09:39] Никита Маклахов: Хорошо, спасибо за объяснение. Давайте, чтобы все успеть, перейдем к нашей финальной рубрике. Вы на нее уже разок отвечали, но, может быть, спустя три года, появятся новые ответы. Посоветуйте мне и нашим слушателям, пожалуйста, что-нибудь почитать. Это может быть что-то из нейронауки, может быть что-то, что вы прочли последнее время, что вам запомнилось.
[1:10:01] Вячеслав Дубынин: Прекрасная книга, которую я последней читал — Дэвид Линден «Осязание». И про боль, и про то, как важен тактильный контакт для формирования привязанности, любви. Очень хорошая книга. Вообще у меня есть стандартная рекомендация — если вы видите научно-популярную книжку, вам нужно открыть и посмотреть, кто ее написал. Если ее написал ученый, нейробиолог, который этим всю жизнь занимается, то это означает,что в этой книжке наверняка классная информация, но она может быть написана скучно. Если ее написал научный журналист, это означает, что книжка, скорее всего, написана более бодро, но в ней может быть всякая фигня. Между этими двумя полюсами вы должны искать то, что вам понравится. Я, конечно, предпочитаю книжки, написанные учеными. Пусть скучно, но зато я получаю достоверную информацию, и очень часто все-таки ученый пишет такую книгу не для того, чтобы деньги заработать, пиар устроить, а потому что он всю жизнь этим занимается и теперь он хочет это обобщить. Поэтому эти книги очень ценны, ну а трудностей я не боюсь, потому что я специалист в этой области. Но книжка про осязание как раз и написана очень хорошо, и содержание у нее совершенно прекрасное. Книги Эрика Кандела, нобелевского лауреата — они очень толстые, но жутко интересные. Книги Майкла Газзанига — человека, который еще в самом начале исследования доминантности полушарий, и он в своей книге «Кто за главного» пишет, что из этой идеи за 40 лет получилось. Если это научный журналист, здесь нужно попытаться понять, что вы взяли, потому что иногда книги научных журналистов очень хороши и толково и современно написаны. Скажем, книга «Вкус» — только я, пожалуй, не вспомню сейчас автора, там какая-то короткая фамилия — американский журналист написал, очень качественная. Я не люблю книги, которые что-то разоблачают. Вот в них, как правило, факты представляются однобоко и негативно, а в нашей жизни этого негатива хватает. Хотелось бы — это я так, наверное, устроен — показывать людям возможности, а не закрывать пути. А разоблачители — они обычно про это: «вот это не работает, это фигня, здесь вы потратите свои деньги напрасно». И порой вместе с водой ребенка выплескивают.
[1:12:44] Никита Маклахов: Второй пункт — привычка или практика, что-то, что вы делаете регулярно и что вам приносит радость или пользу.
[1:12:51] Вячеслав Дубынин: Регулярно читаю не просто лекции, но новые лекции. Нужно ввязываться в новые проекты, это позволяет вам сохранить позитив, завести кучу новых знакомых, узнать массу всего интересного и так далее. Только за эту весну, за несколько месяцев я ввязался как минимум в три проекта, каждый из которых очень разный. Первый проект как раз лекции про вирусологию. Это было очень тяжело, но я общался с коллегами-вирусологами, перерыл кучу литературы. Это были лекции на площадке «Архэ» (те, кто хотел бы их послушать, должны связаться с «Архэ»). Второй проект, который неожиданно на меня свалился — это реклама МКБ банка (Московский Кредитный Банк). Есть такая площадка у нас, называется «Постнаука», МКБ являются там главным спонсором. А я у «Постнауки» один из основных спикеров, мой ролик «Мозг и алкоголь» набрал почти 2 миллиона просмотров. Они, видимо, искали лицо, которое было бы ученым и достаточно известным, и привлекли меня к своей рекламной кампании. Причем, насколько я понял, вначале они хотели меня использовать, чтобы показать пользу всяких пенсионных вкладов, но когда сделали фотосессию, решили, что я буду просто на обычных вкладах. Я на рекламе «Вложите свои деньги и получите высокий процент» — такой радостный, позитивный. И плюс я на сайтах МКБ сейчас пишу тексты, похожие на лайфхаки — про лидерство, про любопытство, про заботу о детях. Последний текст — про нейроэстетику, про то, что нам кажется приятным. Это совершенно другая сфера, другой круг общения, но очень любопытно. И третий проект — сегодня с утра я читал очередную лекцию для проекта Евгении Тимоновой, может быть, знаете, Женя у нас в «Живой планете» — один из главных спикеров, авторов и так далее. Она придумала читать онлайн лекции детям, причем не школьникам поступающим, у которых ЕГЭ, а среднему классу — 5-й, 6-й, 7-й.
[1:15:10] Никита Маклахов: «Все как у зверей» — это ее канал, да?
[1:15:12] Вячеслав Дубынин: Да, это ее, «Все как у зверей». Так вот, она придумала это и, поскольку мы общались с ней в рамках ее передачи, где я пару раз давал интервью, я сказал: “У меня есть курс по сенсорным системам. Он не очень засвечен, и я могу взять его и повернуть для того, чтобы рассказывать маленьким ребятам — не маленьким, конечно, 5-й, 6-й, 7-й классы. Сегодня утром я прочел уже восьмую лекцию, а всего их будет десять. Получается все лучше и лучше, там уже устойчивая аудитория, где-то человек 40, и мы прекрасно общались. Лекция сегодня была про обоняние; мы говорили про парфюмерию, феромоны, про обонятельные рецепторы, про то, что вызывает приятное и отвратительное ощущение, скунса обсуждали минут 10. Вот такие новые проекты, и все время что-то еще валится. Я получаю, наверное, раз в неделю предложения помочь или вступить в коалицию с психологами или с людьми, которые разрабатывают лекарственные препараты, или даже просто БАДы, им нужен отзыв и так далее. Но я обычно говорю: «Люди, смотрите, у меня 24 часа в сутках и все они расписаны. Если вы хотите, чтобы я занялся вашим проектом, вам нужно доказать, что он значим, интересен, полезен, тогда я от какой-то работы откажусь, чтобы заняться вашей. Вот в таком режиме существую.
[1:16:43] Никита Маклахов: Здорово, классные проекты! Третий пункт — инструмент, что-то из виртуального или реального мира, что вам облегчает жизнь и работу.
[1:16:53] Вячеслав Дубынин: Даже не знаю. Мне кажется, что речь идет о правильном питании. Выстраиваешь правильно еду так, чтобы есть ее не очень много, потому что все-таки мой вес килограмм на 10, а, может, даже на 12 больше, чем нормальный. Мой главный инструмент — это не гаджеты, а общение с организмом через пищу. Какая-то каша на завтрак, овощи на обед и еще чего-то немножко на ужин — вот это, наверное, для меня наиболее значимо. А с электроникой я особо не запариваюсь. Честно сказать, даже что касается соцсетей, я в основном во «ВКонтакте» присутствую, а на все остальные — на Facebook, на Instagram у меня просто не хватает времени. Поэтому, если кому-то нужно со мной связаться и кто-то что-то от меня хочет, то пишите во ВКонтакте. Только, пожалуйста, вы поймите, что в сутках 24 часа, и я не могу отвечать на вопросы любопытствующих типа «Я прослушал вашу лекцию и теперь ответьте мне, пожалуйста, на 10 вопросов». Не получается. Я не могу разорваться на 1000 маленьких медвежат.
[1:18:01] Никита Маклахов: Дальше пункт с таким вопросом. Что бы вы посоветовали спрашивать людям у самих себя или что, может быть, уже спрашиваете у самого себя, чтобы что-то о себе лучше узнать, что-то открыть, о чем-то призадуматься?
[1:18:15] Вячеслав Дубынин: Это очень простой вопрос. «Ты счастлив?» Но при этом надо понимать, что счастье — это не то, что будет сегодня, завтра, через год, а это здесь и сейчас. Вот здесь и сейчас что у тебя со своим мозгом, с твоим организмом, насколько ты здоров и насколько ты счастлив? Прежде всего, здоров ли, потому что если у тебя что-то болит, то тут уже счастье вычеркивается почти автоматически. А дальше спросите себя: что вы такого не доделали, чтобы быть счастливым, что вы такое неправильное сделали, из-за чего идут негативные эмоции? Этот постоянный анализ несколько раз в день должен проистекать. Наше подсознание нам подсказывает: «Так, вот тут ты ввязался не в правильную историю, а здесь ты смалодушничал или побоялся затраты сил и отказался от интереснейшего проекта». Это называется осознанность у психологов, насколько я понимаю.
[1:19:10] Никита Маклахов: И последний, пятый пункт про фильм, сериал — как документальный так и художественный, книгу, что-то, что вас, может быть, недавно зацепило. Или что-то, что вы любите пересматривать.
[1:19:21] Вячеслав Дубынин: Когда я смотрю телевизор, я в основном смотрю сериалы о живой природе. Современная техника позволяет все это совершенно потрясающе снять. Сейчас идут сериалы BBC, когда они вживляют камеру внутрь черепахи, птенца пингвина или просто в камень, и дальше сурикаты этого камня не боятся — это же фантастика! Современная техника позволяет жизнь и поведение животных увидеть по-настоящему, и мы понимаем, насколько она сложнее, чем нам казалась, насколько все эти реакции мозга, память, адаптации, социальные отношения сложнее, богаче. Это позволяет нам самих себя лучше понимать, потому что мы видим, что вся наша человеческая психика не на пустом месте выросла, а на вот таком длинном эволюционном процессе. Это очень здорово. У меня нет любимого художественного на данный момент сериала или книги, которую я перечитываю — у меня просто на это нет времени, но фильмы о живой природе современные, конечно, великолепны. Я смотрел два дня назад маленький фильм о хищных птицах Европы, удивительно снят. И вот они прошли: это беркут, это подорлик, это змееед, а вот кадр, как мама кормит птенца. А для того, чтобы вырос птенец змеееда, нужно 200 змей. И вот мама-орлица пихает змею в птенца подрощенного, а змея полметра. Он ест, ест, глотает — застряла. Орлица внимательно посмотрела, вынула из ребенка все это, вторая попытка. Это же фантастические кадры! Раньше это было невозможно, а сейчас — поставил эту веб-камеру рядом с гнездом, и она снимает 24 часа в сутки, и вот эти полминуты дают что-то фантастическое. Я же все-таки биолог, понимаете, без природы никак.
[1:21:20] Никита Маклахов: Спасибо большое, что поделились и спасибо, что заглянули к нам снова в подкаст, очень рад был вас видеть. Желаю вам и вашим близким здоровья, а вам, конечно же, прорывов в деятельности. Будем очень ждать вашу книгу «Мозг и потребность». Так будет называться?
[1:21:36] Вячеслав Дубынин: Да, примерно так, это рабочее название. «Альпина» должна ее выпустить, надеюсь, осенью или к зиме. Спасибо большое, Никит, вам всяческих удач и успехов.
[1:21:48] Никита Маклахов: Ну что же, друзья, выпуск подошел к концу, так что позвольте мне напомнить вам главные практические советы Вячеслава. Совет № 1 — радоваться. Радоваться надо каждому своему успеху, пусть даже совсем незначительному. Так вы научитесь замечать хорошее в своей жизни, а ваш мозг привыкнет фиксировать эти моменты. Совет № 2 — сканировать свой организм по утрам. Это нужно делать прямо лежа в кровати — просто проверьте, как себя чувствует ваше тело и какое у вас настроение прямо после пробуждения. Если оно регулярно плохое, то нужно что-то сделать со своей жизнью, по крайней мере так говорит мой гость. Совет № 3 предназначен специально для любителей биохакинга, он звучит так: для начала получите знания, чтобы понять принципы работы мозга и организма, а уже потом начинайте свои эксперименты. В целом же Вячеслав выступает против грубых вмешательств и считает, что лучше обратить внимание на свой образ жизни и задуматься о том, о том, что вы едите и как живёте. Совет № 4 — постоянно делайте что-то новое и старайтесь не проваливаться в день сурка. Для здоровья и долголетия критически важно, чтобы мозг постоянно строил новые нейронные связи. Ищите новые хобби, периодически меняйте работу, включайтесь в новые проекты и пробуйте новые виды деятельности. Всё это не только сделает вашу жизнь более разнообразной и насыщенной, но еще и убережёт вас от проблем со здоровьем. Но если вы не готовы к кардинальным переменам, то хотя бы просто делайте зарядку каждый день по-новому. И наконец совет № 5 — высыпайтесь. Ночью примерно 85% времени мы проводим в фазе медленного сна. В этот период мы восстанавливаем силы, а мозг наводит порядок в организме. Оставшиеся 15% ночного сна проходит в быстрой фазе, когда мозг в основном занят обработкой информации, полученной вами за день. Если же регулярно лишать себя сна, то мозг будет работать гораздо хуже и запустятся фатальные изменения во внутренних органах. Поэтому старайтесь спать вдоволь, но если никак не получается, то по крайней мере дождитесь старта нашей новой программы про сон. И конечно, как будет возможность, записывайтесь на нее. Работа над ней потихоньку уже подходит к концу, и рано или поздно мы обязательно объявим набор на первый поток. На этом все, желаю вам хорошего самочувствия, больше радости, больше сна и до встречи в новом выпуске!