Цитата Виталия Трофимова-Трофимова из выпуска подкаста Будет сделано! Фамилия

Гость выпуска — Виталий Трофимов-Трофимов, автор курса «Фамильная легенда» и книги «Familia. Руководство по учреждению собственной династии». Изучает великие правящие и бизнес-династии и знает, как строить фамилию, чтобы она не развалилась даже через тысячу лет. Учитесь создавать крепкую семью!

Также подкаст можно слушать с помощью: Apple, Google, Яндекс, VK

Слушайте, скачивайте, подписывайтесь!

Ссылки и полезная информация

Содержание подкаста

[04:22] Чем занимается Виталий Трофимов-Трофимов? Что такое фамилия?
[07:50] Кому интересно построение династий и как заработать на этой теме?
[11:52] Зачем строить фамилию и какой смысл жизни она открывает?
[16:22] Можно ли научить человека строить династию и зачем этому учиться?
[23:15] Можно ли включать в фамилию друзей, а не только родственников?
[29:11] Что такое мифоритуальный туннель? Как придумать имя для ребёнка?
[34:37] Какое место в фамилиях занимают чувства, эмоции и свобода выбора? Что такое чёрная легенда и почему она возникла? Какие преимущества даёт фамилия?
[46:22] Гений, пират и пророк — кто способен построить крепкую фамилию? Как стать пробандом и договориться с родственниками? Что такое фамильный праздник?
[57:15] Почему династия не распадается? Что защищает семью от развода?
[1:00:12] Что такое великий контракт и как его заключить?
[1:05:55] Имеет ли смысл составлять родословную и интересоваться генеалогией?
[1:11:15] Почему некоторым людям достались неблагозвучные фамилии? Стоит ли менять фамилию, если она не нравится?
[1:17:04] Рубрика «Пять в одном»: книга, привычка, сервис, вопрос, фильм.

В выпуске были упомянуты

1) Брюс Фейлер — писатель, телеведущий, автор книг-бестселлеров
2) Звездные часы человечества — книга Стефана Цвейга
3) Монтессори — школа без экзаменов и оценок

Виталий Трофимов-Трофимов в Интернете

1) Фамильная легенда — профессиональный сайт
2) significant_another — профиль ВКонтакте
3) legenda_familia — профиль в Instagram
4) Династия с бизнесе и политике — канал Telegram

Рубрика «Пять в одном»

1) Книга — Джорджо Агамбен «Суверенная власть и голая жизнь»
2) Привычка — обсуждение космоса с ребёнком
3) Инструмент — игра Го
4) Вопрос — Что я вообще о себе знаю?
5) Фильм — Патруль времени

Главные идеи выпуска

1. Фамилия — это социологический концепт, обозначающий семью в полной комплектации. Она даёт ощущение всемогущества, непобедимости, а также преимущества перед людьми, которые фамилии не имеют.
2. Накопление потенциала семьи и реализация его поколениями в рамках особого проекта снимает вопрос о смысле жизни для каждого из членов фамилии.
3. Членами фамилии могут быть не только родственники. Кровное родство даёт преимущество, но не является гарантией включения в фамилию.
4. Мифоритуальный туннель даёт готовые решения по ряду бытовых вопросов, чтобы освободить время для более важных вещей. Он отнимает часть свободы, но взамен предлагает гораздо больше.
5. Цель семьи в составе династии — исполнение обязательств по великому контракту (внутренняя семейная философия). На фоне такой масштабной цели теряют значимость проблемы, которые обычно провоцируют развод: несоответствие характеров, угасание любви и т. д.

Практические рекомендации

1. Для того чтобы объединить близких идеей фамилии, введите новую традицию регулярно обсуждать всем вместе, какие проблемы есть у вас как у семьи.
2. Подключайте родственников к построению фамилии и созданию системы, распределяйте между ними задачи и предоставляйте простор для творчества.
3. Если у вас в роду нет предков с неординарной биографией, не стоит углубляться в генеалогию. Просмотрите её не дальше, чем на 3 поколения назад, и напишите фамильную легенду ближайших родственников.
4. Если вы хотите стать пробандом, разработайте мифоритуальный туннель и заключите великий контракт вместе со своей семьёй.
5. Если вам не нравится ваше фамильное имя, поменяйте его, пока это разрешено.

Понравился выпуск? Послушайте также

Спонсор выпуска

Благодарим за помощь в работе над выпуском компанию «Ленстройтрест» — одного из старейших застройщиков Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Компания предлагает купить квартиры в комфортабельных «европейских» кварталах: «Янила» в Янино, «Юттери» в Колпино и «Гатчина IQ». Полный список новостроек, стоимость квартир и подробности об объектах ищите на сайте «Ленстройтрест».

Ленстройтрест

Текстовая версия подкаста с Виталием Трофимовым-Трофимовым

[00:07] Никита Маклахов: Добрый день! В эфире 139-й выпуск подкаста «Будет сделано!» и я, его ведущий, Никита Маклахов. Сегодня у меня в гостях Виталий Трофимов-Трофимов — автор курса под названием «Фамильная легенда», а также книги о том, как построить собственную династию. Мы впервые (и довольно глубоко) рассмотрим эту тему в подкасте, так что я очень надеюсь, что вам откликнутся идеи, которыми со мной поделится наш сегодняшний гость. Виталий расскажет, как построить семью таким образом, чтобы она не распалась ни через 5, ни через 50, ни даже через 500 лет. Объяснит, как накапливать богатства, знания, власть и влияние, как передать всё это потомкам и, более того, как для себя найти новый смысл жизни. Мы с вами узнаем, что такое фамильная легенда, можно ли включать в свою династию друзей и бизнес-партнеров, как вообще стать основателем династии и что для этого нужно сделать. Обсудим, что такое великий контракт, как его заключить и почему он важнее, чем личное счастье отдельно взятого человека. И наконец, выясним, стоит ли менять фамилию (или фамильное имя, как это называет Виталий), если она (оно) вам не нравится. Искренне желаю вам приятного прослушивания! И, пожалуйста, не забывайте делиться со мной своими впечатлениями, идеями, комментариями и прочей обратной связью!

[01:42] Никита Маклахов: Виталий, привет!

[01:43] Виталий Трофимов-Трофимов: Добрый день!

[01:44] Никита Маклахов: Расскажи, как твое прошло твое время в самоизоляции, насколько оно было полезным? Оказалось ли для тебя это время возможностей или время кризиса? Или кризис — это и есть возможность?

[01:57] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну, я готовился к кризису, поэтому он одновременно стал для меня и возможностью. Китайцы считают, что к периоду турбулентности надо готовиться — только тогда он становится возможностью, и только тогда максимально реализуется потенциал. Вот и я подготовился: начал осваивать темы, о которых даже не задумывался до коронакризиса, открыл для себя YouTube — уже 250 подписчиков собрал! Так вот потихоньку, маленькими шагами начал двигаться куда-то в сторону блогерства, популяризации своих тем, последних гуманитарных исследований. И конечно, начал свою вторую книгу писать, кризис дал мне толчок — быстро проанализировал материал, который у меня скопился, и начал писать. Моя первая книга отвечает на вопрос «что такое династия?», а вторая — «что такое фамильное дело?» и чем оно отличается, например, от бизнеса на продажу. Как раз сейчас я прорабатываю этот материал и написал уже где-то треть книги. Поэтому даже благодарен такому подарку судьбы, для меня это никакой не кошмар был, как для многих. Хотя вижу, что на улице, где я живу, половина магазинов закрылась, а это были прямо крупные бизнесы с большим оборотом. Вот я не в такой же ситуации, я выиграл.

[03:32] Никита Маклахов: Какой импульс тебе дало это время? Почему ты до этого не мог приступить, допустим, к работе над книгой или над YouTube-каналом? Что особенного в этом времени?

[03:40] Виталий Трофимов-Трофимов: В нем самое главное то, что многое оказывается лишним и несущественным; в такие моменты проявляют себя все необязательные вещи, симуляции, которыми мы свою жизнь заполняем. И всякий кризис, и всякая война, и вообще все вот такие кризисные ситуации как раз разрушают все иллюзии, все симуляции. Я таким образом вычистил из своей жизни очень много вещей, которые до этого были просто сорными задачами-призраками, понял, на чем сфокусироваться надо. До этого хотел писать другую книгу, но увидел, что это ложный путь, надо двигаться в сторону чего-то истинного; и такой темой мне как раз показалось фамильное дело. Я это дело откладывал, откладывал и все-таки решил, что вот сейчас — самое время, надо делать.

[04:32] Никита Маклахов: У тебя довольно необычный род занятий. По крайней мере, среди почти 140 гостей подкаста ты первый, кто занимается изучением фамилии и вопросов построения этих самых фамилий. Как ты обычно объясняешь другим людям, чем ты занимаешься?

[04:47] Виталий Трофимов-Трофимов: Очень долго объясняю. У нас есть такое представление, что фамилия — это просто наш last name; то, что обычно называется фамильным именем (я бы даже, наверное, назвал его родовым именем); то, что нам передается без всякой рефлексии из поколения в поколение. Иногда чудовищное, иногда, если повезет — хорошее фамильное родовое имя. Культура фамилий как таковых и вообще сам концепт фамилии-романа, на котором базируются все европейские аристократии, все бизнес-династии — это традиция, которая у нас во многом утрачена. После 1917 года многие фамилии-носители этого концепта уехали в Европу, или были расстреляны, или скрывались. Конечно, приходится очень долго объяснять, что фамилия — это не Иванов, Петров, Сидоров, а некий социологический концепт, который мы обычно и называем династией. Мне кажется, что династия — это сужающее понятие, а вот фамилия — это именно то, как римляне видели семью в полной комплектации. Когда римляне этот концепт сформулировали, вот тогда они и выделились на фоне всех племен италийского полуострова — на фоне сабинян, лациев, вольсков, и построили, собственно, великий Рим, великую республику, великую империю. И до сих пор эта тема актуальна — если мы по центру города пройдемся, мы увидим всю эту стилистику имперскую, римскую. Казалось бы, вроде православие у нас, Третий Рим был, но все равно мы видим доспехи римских богов. Все это актуально до сих пор. В мире бизнеса я тоже вижу эти бизнес-династии, которые строго за римлянами повторяют основные формы фамилии-романа римской семьи — ровно так же, как, например, правящая аристократия их повторяла в Средние века и в Новое время. Поэтому фамилия никуда не делась в этом плане. И у меня как раз был большой живой интерес к тому, почему так получается, что одни семьи через 2-3 года разваливаются, а другие — только через 200-300 лет. Хороший вопрос. Это и моя история, у меня тоже родители развелись, я потому и начал интересоваться, что у меня было много вопросов. Социологическое образование мне помогло, получил доступ к определенным материалам, мне показалось это очень важным. Как так — мы называем браком две совершенно несопоставимые друг с другом вещи? Один брак разваливается, а другой существует поколениями, дело передает, накапливает богатство, влияние, славу. Меня вот это интересовало, и десять лет я изучал эту тему. В итоге появилась книга, появился курс, на многие свои вопросы я ответил. Мы просто разлучены с этой концепцией, и ее восстановить — это большое дело.

[07:52] Никита Маклахов: А что это для тебя — область твоих научных интересов или профессия? И если это профессия, то кто к тебе обращается, и кто вообще готов за это платить, и, главное, за что именно платить?

[08:03] Виталий Трофимов-Трофимов: Для меня это дело жизни. Я умею это делать и люблю это делать, и когда две вот эти вещи совпадают — это дело жизни. Меня завораживает то, что я обнаруживаю, когда изучаю, как функционируют династии. Для меня это целый детектив — я узнаю очень многие вещи, которым, наверное, Маринина позавидует. Раскрываю тайны того, как люди организовывали свою жизнь, пространство, дело, семью, родственников. Для меня это бесконечный источник открытий и вдохновения. Насчет того, кто ко мне приходит — я сам задаю себе этот вопрос: «Что это за люди, которые, несмотря на все — несмотря на чудовищную антидемографическую ситуацию, антибрачную пропаганду, — ищут что-то, чего они были лишены?» Они чувствуют, что есть что-то, что от них не то чтобы скрыли (об этом не думал никто), но что должно быть по-другому. Когда я на открытых встречах или в личной беседе с ними общаюсь на эту тему, они мне обычно говорят: «Вот! Я об этом долго думал, а ты наконец-то мне сказал!» И когда вот это происходит, я понимаю, что это тот самый человек, который искал, но просто не мог выразить, не мог сформулировать, что он ищет. Таких людей очень много. Они обращаются в генеалогию, думая, что генеалоги помогут им сформулировать то, что они ищут; они обращаются к специалистам по геральдике, думая, что человек, который рисует гербы, может объяснить, что они ищут. Но в конечном счете это такое особое состояние человека фамилии, его даже сложно с чем-то сравнить. Знаете, есть такое ощущение из детства — всемогущества, непобедимости, ощущение доброго мира? Мы утрачиваем его в какой-то момент, когда взрослеем, а люди фамилии в нем бесконечно живут. Фамилия существует и поддерживает их в этом ощущении — наверное, это это они и ищут. А кто эти люди с точки зрения социального среза? Это обычно люди, которые что-то заработали и дальше не видят никаких перспектив кроме кризиса среднего возраста. «Сделал я бизнес, могу еще один сделать, но это все то же самое, цепочки все те же самые. Все телефоны, какие хотел, купил. Со всеми женщинами, с какими хотел, время провел. Дальше что будет? Дальше только крыша съедет, куплю дорогую спортивную тачку, запью и все брошу. Нет никакого выхода». Вот в этот момент они особенно открыты к идее фамилии, большой процент людей приходит именно с таким ожиданием. У них все потребности закрыты, но нет перспективы и понимания, на что потратить оставшееся время, 20-30 лет. Есть люди, которые встречались лет по десять и не могли жениться, потому что не понимали, зачем. Я им объяснял, что фамилия — это такая семья в полной комплектации, там есть незадекларированные возможности. И в этот момент они говорят: «Вот точно, теперь мы понимаем, зачем надо жениться!» Женятся, меня даже приглашали — была пара в Брянске, которая сказала: «Мы не хотим, чтобы нас поженил священник или работник ЗАГСа, ты приезжай, ты нас и поженишь!» Я прилетел в Брянск, поженил их, они были очень довольны. В основном вот эти две категории приходят — люди, которые закрыли потребности и ищут какой-то новый горизонт, и люди, которые хотели бы жениться, но не знают, зачем. И когда им объясняешь о настоящих возможностях фамилии, в этот момент у них это откликается.

[12:06] Никита Маклахов: То, что я услышал (по крайней мере, про первую категорию) — это по большей части что-то про поиск смысла жизни. Какой смысл жизни может в этом плане предоставить фамилия? Знаешь, это для меня звучит немножко как перекладывание вопроса смысла жизни на следующие поколения, как: «ладно, я сделал платформу, со смыслом жизни не разобрался, но давайте вот я вам, ребята мои, дети и внуки, эту платформу передам, а вы там дальше разберитесь с этим».

[12:32] Виталий Трофимов-Трофимов: Вопрос о смысле жизни в одном поколении очень сложно решить, потому что он требует особых антропологических качеств от человека, которых в одном поколении, как правило, не достигнешь. Если мы посмотрим, скажем, на Золотой век, Ренессанс, на какие-то такие эпохальные исторические события, мы увидим, что яркими представителями этих эпох были люди особых антропологических качеств, которые накопили эти качества в два, три, четыре поколения. Не было бы никакого Просвещения и не было, наверное, никакого Ренессанса, если бы не Медичи, которые к тому времени уже три поколения формулировали это дело и требовали от себя и от того мира, который их окружал, перехода на новую ступень. Это был очень сложный и затяжной процесс, и сейчас ретроспективно можно сказать: смысл жизни у них был. Я не уверен, что они полностью верили в этот проект, когда только начинали; но они отдавались ему, и в какой-то момент мы получили закат позднего Средневековья и начало Нового времени. В общем, мы до сих пор живем в этом мире. Я был в «Точке кипения» недавно, и там залы названы такими именами, как «Донателло», «Тициан», «Рафаэль». Это все спецпроекты Медичей; то, во что они инвестировали, надеясь, что именно эти люди совершат прорыв в истории — в истории искусства, в истории отображения, в истории восприятия, в истории бизнеса. Мне кажется, накопление этого потенциала, совершенствование поколениями в каком-то особом проекте ретроспективно снимает вопрос о смысле жизни, потому что если проект удается, мы просто живем в этом мире. Они приватизируют это будущее — мы живем в мире, который они предсказали, предвидели и создали, по большому счету. Ответ на твой вопрос, наверное, будет такой. Меня часто спрашивают, какова цель фамилии, но фамилия немного не так работает. Она не ставит цель и достигает ее, она как бы накапливает потенциал, который потом реализуется поколениями, веками разворачивается. Джон Рокфеллер-старший считал себя Прометеем, а всю свою династию — прометеистской. И сам он продавал керосин, буквально нес людям огонь. Его потомки делали это немного в специфической форме в виде финансирования определенных исследований, поддержки гуманитарных проектов — это все тот же прометеизм, который наполнял смыслом каждого члена этой фамилии. Когда я анализирую, как фамилия работает, я использую такое понятие как «фамильная легенда» — то есть то, как каждый человек реализовывал большую фамильную миссию. Если в фамильной легенде это отражено — то, как каждый человек нес людям огонь (знания, например) или буквально (как керосин), то вопрос смысла жизни перестает существовать, и это главное достижение фамилии. Мы можем сколько угодно думать о смысле жизни, но если мы не реализуем свои обязательства по тому великому контракту, который лежит в основе фамилии, то, мне кажется, это будет бесконечная игра по поиску смысла жизни, а искать его можно всю жизнь.

[15:57] Никита Маклахов: Получается что-то вроде «найди проект, который выйдет за рамки твоей жизни или за рамки жизни нескольких поколений, и вопрос смысла жизни перестанет тебя беспокоить», да?

[16:08] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, да, это примерно так работает.

[16:11] Никита Маклахов: Серьезно ли ты считаешь, что построение династии — это что-то такое, чему можно научить и чему можно научиться? В этом плане те же Медичи, Рокфеллеры, Ротшильды или фамилии из древнего Рима — вряд ли у них был свой товарищ Виталий, который им рассказывал все премудрости, технологии. Наверное, как-то это у них по-другому происходило, да?

[16:32] Виталий Трофимов-Трофимов: Знание о том, как работает фамилия значительно повышает шансы построить успешную фамилию. Большинство правящих династий и бизнес-династий появилось в результате очень серьезного и долгого отсева. Есть такая статистика — она, правда, касается смертной темы — как наследственный бизнес работает. Согласно этой статистике, 65% бизнесов успешно управляются вторым поколением и только 3-5% управляются третьим. То есть это очень мощный отбор, во время которого сразу отсеиваются люди, которые не могут унаследовать во втором поколении; и мощный отбор второй волны, где отсеиваются люди, не способные передать дело в третье поколение. Все известные бизнес-династии — Форды, Морганы, Рябушинские — это династии, которые прошли очень серьезный отбор. Если смотреть на фамилию в более широком контексте — не только привязываясь к бизнесу наследуемому, но и, скажем, на политические династии, научные династии, династии в искусстве — то можно увидеть, что здесь идет такой же примерно отбор; очень многие отсеиваются на втором и очень многие отсеиваются на третьем поколении. А если дело существует три поколения, значит, скорее всего, династия будет существовать и дальше четыре, пять поколений. Из научных династий, например, Цельсиев можно называть. Это люди, которым повезло все построить таким правильным образом, чтобы не пополнить вот эту негативную статистику. Если человек начинает что-то делать без понимания, как фамилия работает, есть очень небольшой шанс, что он пройдет этот фильтр второго и третьего поколения.

[18:19] Никита Маклахов: Получается такой эффект выжившего, да?

[18:21] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, мне кажется, это как раз такой синдром выжившего. Чтобы не оказаться под влиянием этого синдрома, есть возможность хотя бы изучить какие-то азы. Когда работу свою проводил, я как раз искал, где эти основные несущие конструкции, где эти арматуры, которые позволяют династии функционировать. Но с другой стороны, есть и позитивные примеры — например, Морганы, им удалось все построить сразу. Джон Пирпонт Морган поставил цель построить себе династию, и у него получилось ровно из-за того, что у него как раз были учителя хорошие — Рокфеллеры и Бэринги, они ему быстро объяснили, как это все надо делать. Это хороший кейс, хотя таких тоже мало. Но знание в любом случае очень серьезно помогает.

[19:09] Никита Маклахов: Попробуй не построй, когда тебя Рокфеллер учит! Но при этом основа любого научного подхода — это эксперименты, обратная связь и корректирование своих повторных следующих подходов, чтобы улучшить результаты. С династией как-то так не получится, потому что у нас есть условно одна попытка, один выстрел, и то мы не увидим (может быть, увидим; может быть, не увидим, не успеем), были ли мы правы или все-таки ошибались?

[19:36] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, есть такие очень специфические сферы, где нет быстрого результата, он очень растянут во времени и его сложно локализовать и фиксировать. Сюда, например, относится всякое образование или здравоохранение — мы не знаем, помогли лекарства или нет, очень сложно подсчитать их эффективность (если человек принимает, допустим, витамины). Очень сложно подсчитать эффективность в социальной рекламе; в коммерческой, например, мы можем посчитать, сколько мы вложили и насколько продажи возросли, но в социальной — нет. Моя тема, к сожалению, во многом относится именно к такой сфере, где результата быстрого нет. Но есть маркеры. И в этом плане мне очень повезло, эти маркеры довольно специфические. Вот, например, есть одно семейство, с которым я работал. Человек вообще не хотел строить никакую династию, он говорил: «У меня родственники такие скандальные, я только рот открою, и они уже мне высказывают все, что обо мне думают». Начали потихонечку внедрять концепции, которые позволяют построить фамилию, и он в какой-то момент говорит: «Ты знаешь, а у меня в семье перестали ругаться, видимо, почувствовали, что мы какое-то направление все-таки выбрали. До этого у нас семейство упорядочивало время своей жизни в бесконечных актах споров, претензий. А как только я начал поднимать тему фамилии, неожиданно все втянулись в эту игру и серьезные конфликты начали отходить на второй план, стали излишними, избыточными, и сразу все нормализовалось». Вот такой вот есть маркер. Дело не безнадежное, можно отследить, есть эффект или нет от каких-то изменений. Родственники начинают друг к другу тянуться и друг друга поддерживать, формируется фамильное тело так называемое — это такое понятие, которое я тоже использую в своей методологии, когда, например, из семьи уходит всякий эквивалентный обмен, когда «ты — мне, я — тебе». А когда он начинает уходить, формируется такая общность, которая тоже является таким вот маркером успеха. Люди перестают торговаться, предъявлять претензии, компенсации друг другу, и уже говорят не о том, что «у меня такая проблема, а у тебя такая», а говорят в ключе «какие у нас проблемы как у семьи?». Есть один американский исследователь, Брюс Фейлер, он как раз изучал счастье в семье, и вот он провел такой эксперимент. Члены семьи садятся за обедом за один стол, он спрашивает: «Какие у нас проблемы? Все наперебой начинают высказывать свои проблемы — кто-то диплом не может защитить, у кого-то денег нет, кто-то на работу не устроился. И он в этот момент говорит: «А какие у нас проблемы как у семьи? Потому что сейчас вы озвучивали частные свои проблемы, а у нас как у семьи какие-то проблемы есть?» Это действенная технология, люди действительно переключаются на мышление семейством, мышление фамилией начинается. В моем случае такое переключение автоматически происходит, то есть я специально этот трюк не применяю, не ставлю вопрос «А какие у вас проблемы как у семьи?»; они сами начинают мыслить вот этим большим фамильным телом — не своим частным, у которого свои частные проблемы, а таким вот более общим. И вот эти маркеры можно отследить, по ним я как раз и диагностирую, идет ли все в нужном направлении или где-то свернуло не туда.

[23:23] Никита Маклахов: А для чего — особенно с учетом современных реалий — в качестве основы для построения фамилии выбирать именно кровное родство? Ведь родственников мы не выбираем; родственники сейчас могут быть в разных концах света, родственники могут не особо общаться между собой, мы даже можем не знать каких-то родственников в лицо. Может, проще просто познакомиться с людьми, которые будут разделять наши ценности и заключить с ними какой-то союз и уже с ними выстраивать социальную систему?

[23:50] Виталий Трофимов-Трофимов: Одно из заблуждений, которые касаются фамилии, заключается в том, что фамилия — это именно про родственников. Фамилия и род — это две конкурирующие модели, и я их разделяю, но люди обычно не разделяют. Они думают, что фамилия — это как раз и есть род, но это не совсем так. Родственники — это то, что нам дано по умолчанию, а вот фамилия — это немного про другое. Если мы посмотрим на классическую римскую фамилию, мы увидим, что родство там играло глубоко вторичную роль. Членами фамилий являлись пенаты (боги домашнего очага), фамильяры (домашние животные), nepotes (их обычно переводят как племянники, но это не совсем так, это могут быть люди, которые не состоят в кровном родстве), патриархальные рабы. То есть совершенно не обязательно это были люди, которые связаны с нами кровным родством. И с этой точки зрения фамилия, конечно, имеет притяжение к родству; конечно, проще создавать ее с родственниками — это люди, которые тебе доверяют больше, чем посторонние. Я всегда говорю, что если вы строите фамилию, не обязательно брать всех родственников или считать, что если ты родственник, значит ты уже член фамилии. Это не так. То, что ты родственник — это хорошая строчка в резюме, которая тебя хорошо рекомендует, чтобы ты стал членом фамилии, но это совершенно не обязательно. Это одна сторона вопроса. А другая — конечно, можно делать какие-то союзы с людьми, не имеющим к нам никакого родственного отношения, но надо всегда понимать, что, во всяком случае, в нашей стране такие союзы куда менее устойчивые, чем родственные. То есть с родственниками мы еще привыкли иметь дело, никуда не денешься. Конечно, нам приходится закрывать глаза на многие конфликты, которые с ними происходят, идти навстречу там, где мы бы не пошли навстречу, если бы мы имели дело с посторонним человеком; но союзы прямо вот совсем без родственников довольно нестабильны. Поэтому компании разваливаются довольно быстро, общественные организации разваливаются довольно быстро, очень много спекуляций на эту тему, очень много злоупотреблений. Если мы посмотрим на страны со стабильным гражданским обществом, мы увидим, что если есть организация, которая, например, решает проблему бродячих животных, то она решает ее десятилетиями. Но у нас же не так. У нас такие союзы обычно строятся для того, чтобы в Госдуму попасть или заработать, а домашние животные играют чисто стилистическую роль. Поэтому здесь, конечно, когда человек строит фамилию, ему приходится сочетать одновременно вот эти два импульса — брать родственников и так или иначе налаживать отношения с людьми, которые не входят в родственный круг. Так бывает, что членами фамилии, например, становятся друзья фамилии. Поэтому я обычно призываю смотреть гораздо шире: фамилия — это не про родство, фамилия — это про способность претендовать на будущее, выстроить такой горизонт, при котором дети фамилии получат преимущество перед людьми, которые фамилии не имеют. Это не про генеалогию, в конце концов. Генеалоги обычно говорят: хотите узнать, куда вы движетесь в истории — раскопайте, насколько сможете, своих родственников, до каменного века. Ничего не получится! Фамилия — это как раз про будущее, а не про прошлое. Конечно, для этого часто в фамилию приходят люди, которые не имеют кровного родства. Или, наоборот, родственники могут не являться членами фамилии и не участвовать в фамильных делах, но при этом они остаются родственниками.

[27:47] Никита Маклахов: Из твоего ответа у меня создалось впечатление, что фамилия может быть не только про родство, но если вы живете в России… то только про родство.

[27:55] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, нам приходится делать некоторую поправку. В нашей стране родство играет гораздо большую роль, чем в других странах, например, западных; поэтому да, здесь всегда родство является важным фактором при строительстве фамилии. Но, опять же, фамилия — это одновременно и мир фамилии, который ее окружает и который тоже выстраивается на социологических основаниях, там могут быть и не родственники. Если мы посмотрим внимательно на такие миры фамилий, то мы увидим Тойоту, например. Ведь бизнес — это, собственно, одна большая расширенная семья, и это не мешает ей то же самое выстраивать далеко за островами — в Америке, в России. Это вот такие практики фамилий, которые экстраполируются и на бизнес, и на весь мир, который эту фамилию окружает.

[28:47] Никита Маклахов: Ты чуть раньше рассказал о том, кто эти люди, которые интересуются построением фамилий; сказал, что часто это люди, которые разобрались, по крайней мере, с материальной стороной жизни. А что у них творится на уровне ценностей, психологии, смыслов? Потому что то, что я сейчас вижу (то, что есть) — это много-много людей, у которых масса вопросов по поводу своей жизни; и задаваться вопросами более масштабными, глобальными, которые их пока что, возможно, даже напрямую не касаются (вроде жизнь следующих поколений), для них может быть не так актуально, не так насущно.

[29:26] Виталий Трофимов-Трофимов: Фамилия — это как раз такое решение, которое затрагивает все последующие поколения; это как некий следующий уровень, который позволяет не решать проблемы на предыдущем. Если человек не может решить вопрос со своими собственными ценностями, может, ему стоит решить вопрос с фамильными, тогда и со своими разбираться не придется. И не только ему, его потомкам тоже не придется решать эту проблему. Есть в фамилиях такая вещь, которую я называю «мифоритуальный туннель». Это такой список вопросов, по поводу которых фамилия приняла конкретное решение, и заморачиваться каждый раз на эту тему больше не приходится, потому что уже есть готовые ответы. Например, как называть детей — это мой любимый пример, потому что он есть практически во всех фамилиях. Есть система наименования детей — то есть определенные решения, по которым детям присваивается имя, и не надо тратить время на то, чтобы долгое время обсуждать: «А вот родится мальчик, как мы его назовем? Родится девочка, как мы ее назовем?» Эти вопросы решать не надо, потому что есть система и она освобождает от того, чтобы тратить на это время. У меня перед глазами есть пример — мой друг Константин, который женился на замечательной девушке Алине, и они три месяца не могли придумать, как назвать ребенка. Три месяца могли потратить на что-нибудь другое! В фамилиях этот вопрос не стоит вообще — там рождается ребенок, и уже известно, как его назовут, уже известно его имя.

[30:52] Никита Маклахов: Как это должно работать? Вот есть Константин и Алина, они не могут придумать имя. Потом Константин садится, говорит: «Я сейчас придумаю систему на века!» Пишет алгоритм выбора имени и сообщает: «Мы назовем его Иван!» И Алина такая: «Нет, с какой стати?!»

[31:08] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну, обычно с этим гораздо все проще, если уже есть традиция наименования. Сам Константин и его дети уже являются частью этой системы, которая придумана, скажем, его дедом или прадедом.

[31:20] Никита Маклахов: Мы, наверное, по большей части говорим про людей, которые только будут начинать задаваться таким вопросом. Потому что очевидно, что если у человека уже есть династия, уже есть фамилия, ему незачем слушать нашу беседу.

[31:29] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну да, да. Тогда надо разработать систему, и там должны быть хорошие, красивые имена. Конечно, в чем проблема? Если эта проблема будет решена, если будет создан ритуал наименования, если будет создана эта система, если будет миф, который объясняет, почему именно так называют этих детей именно этими красивыми именами, тогда ни они не будут тратить время на то, чтобы следующего ребенка как-то назвать, ни их дети не будут знать этой проблемы. И наименование — это только один частный случай. Мифоритуальный туннель отвечает на огромное количество вопросов, которые у нас в жизни встают: чем заниматься, что делать; во сколько рожать детей, за кого замуж выходить; в чем заключаются переходы между возрастами; что мы доверяем детям, что мы не доверяем; что такое фамильные артефакты и кому они достаются, когда человек умирает, и что у него на камне написано — это тоже включено. Все вот это — часть мифоритуального туннеля, который позволяет снять вопросы по каким-то простым вещам, это как этикет. Если человек умеет держать вилку и нож правильной рукой, то множество вопросов к нему отпадает. Он умеет это делать; он знает, когда что сказать; он знает, что делать; как одеваться. Большинство вопросов к нему просто не ставятся, он не тратит время на ответы на эти вопросы, а оставшееся время может посвятить каким-то более важным вещам, имеющим уже фамильную ценность. Но у нас же в обычных семьях не так — у нас три месяца потратил на наименование ребенка, потому что не знаешь, на что еще потратить эти три месяца. И вот так вот мы и упорядочиваем свою жизнь, решая какие-то частные вопросы, по которым можно было бы, в конце концов, принять окончательное решение не только за себя, но и за детей, и за внуков.

[33:24] Никита Маклахов: Я вот поэтому и спрашиваю. Хорошо, когда за тебя подумали предыдущие поколения, у тебя есть готовая система. Но вот я первый — откуда у меня возьмутся силы и знания на то, чтобы проработать такой список, который будет работать еще века и поколения?

[33:38] Виталий Трофимов-Трофимов: Не так сложно разработать эту систему, ее гораздо сложнее объяснить. В этом как раз и заключается моя работа — я с людьми составляю этот список, ищу ходы, как объяснить эти вещи, чтобы они были понятны. Почему мы называем детей именно этим именем, оно же не с потолка взялось? Почему мы вот именно это решение приняли именно по этому вопросу? Есть системы, позволяющие объяснить (мифологическая система в основном) и создать такую внутреннюю мифологию, которая отвечает на основные вопросы: «Почему именно вот так это работает», «Почему именно так наша фамилия движется в истории?». И вот на эти простые жизненные проблемы, которые встают перед каждым человеком, мы отвечаем именно вот таким конкретным образом.

[34:25] Никита Маклахов: А какое место в рамках этой прекрасной системы отводится таким ценностям, как свобода, любовь и все, что рядом с ними стоит? Допустим, если я хочу заниматься в жизни не тем, что мне уготовило предыдущее поколение, а чем-то своим — я хочу жениться не на девушке, которая мне была предначертана еще в прошлом столетии, а хочу выбрать сам, сбежать из дома и бунтовать.

[34:52] Виталий Трофимов-Трофимов: Эти проблемы переоценены в том смысле, что в отношении фамилии мы находимся под некоторым влиянием черной легенды, думая, что фамилия — это какая-то несвобода, где всё за тебя уже запланировали, что тебя обязательно выдадут замуж за кого-нибудь кривого и косого.

[35:10] Никита Маклахов: Все сказки, все мелодрамы — про это.

[35:12] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну так они кем написаны? Понятно, что это люди придумывали, которые не понимают, как работает эта система. Да, мифоритуальный туннель позволяет решить какие-то проблемы определенным образом, но для того, чтобы освободить человека для каких-то более важных вещей. Например, чем фамилии всегда берут? Несколько лет назад был разговор о том, чтобы создать в России алмазную биржу. Встал один консалтер и сказал, что ничего не получится, потому что в Антверпене есть восемь семей, которые уже с XVI века эти алмазы производят — на вкус и на запах определяют кратность и добились такого беспрецедентного уровня экспертизы, что никакой человек, который за пять лет получил образование, рядом с ними стоять не может. Почему? Потому что они прямо с самого детства живут уже в той фамилии, которая этим занимается; про караты и алмазы знают с тех пор, как только говорить научились. Накопление вот этого уровня, качества фамильного образования стало возможно ровно из-за того, что мифоритуальный туннель снимает большинство вопросов, которые не имеют отношения к этому качеству, профессионализму. Поэтому да, конечно, мифоритуальный туннель какие-то свободы отнимает, но дает еще больше — так же, как этикет. Но есть, конечно, такой примитивный уровень понимания свободы, как: «а я вот хочу вилку не так держать, а вот хочу не из той тарелки есть!» — вот это, скорее, бунтарство. Если этикет позволяет упорядочить какие-то бытовые вещи и освободить время для серьезной беседы внутри того круга, в котором человек находится, перейти к каким-то основным вопросам, которые не были решены, то, наверное, в этом плане фамилия — это, скорее, про свободу; она освобождает человека от каких-то простых бытовых вещей, на которые просто не надо тратить время, надо просто по ним принять решение, и не на частном уровне, а на коллективном, на уровне фамилии. Когда мы начинаем так разбирать черную легенду о фамилии, выясняется, что сказки, направленные против фамилии, мотивированы страхом. Ведь огромное количество людей (50 человек!) в этой фамилии, конечно, они представляют чисто биологическую угрозу. Это люди, которые действуют синхронно, в определенном направлении, под влиянием великого контракта, который фамилия заключила со своей вечностью. Эти люди кажутся непобедимыми. Конечно, поэтому про них и рассказывают: «фамилия — это несвобода», «все они самодуры», и прочие типичные штампы черной легенды. Я как раз позволяю от них избавиться.

[38:07] Никита Маклахов: У меня такие истории вызывают легкий укол вины. Моей старшей дочке четыре, а я еще не научил ее огранять алмазы и определять их каратность по внешнему виду.

[38:20] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну, они тоже же с малого начинали. Мы сейчас видим результат очень долгого, четырехвекового пути, в результате которого люди добились беспрецедентного качества, с которым не может конкурировать никакая национальная система образования. Надо начинать с малого. Если задача вашей будущей фамилии — это алмазы, то самое время начать в этом разбираться, и постепенно-постепенно вы дойдете до такого качества, где никакая система образования не сможет с вами конкурировать. Тут же простая схема. Есть условный Ротшильд; в три года его пустили за стол ко взрослым, а там все разговоры — о банках, кредитах, конъюнктуре на рынке и так далее. Папа — директор банка, дядя — директор ротшильдовского траста, мама — замминистра по финансам. У них у всех одни и те же разговоры, и ребенок прямо с трех лет начинает на языке своего фамильного дела разговаривать со своими родственниками. Но у нас же человек не так развивается: он в 18 лет только приходит к теме «А почему бы мне не пойти на банкира?»; за 5 лет худо-бедно наспех что-то выучивает в те моменты, когда не посещает вечеринки; еще 10 лет совершенствуется в профессии, выправляет недостатки своего образования; еще 15 лет доказывает, что он что-то умеет. И когда Ротшильд в 25 готов возглавить банк, наш только к 55-ти, к 60-ти подходит к тому, чтобы стать управляющим банка. Тут просто кумулятивный эффект работает. Вот фамилия — это ровно про кумулятивный эффект и про то, как эти все системы накапливаются. Конечно, такая династия — это одновременно и связи, которые не распадаются. У нас обычно как: человек завел какие-то связи, накопил репутацию, кое-что показал в профессии; но он умирает, и все это исчезает, сын ничего не наследует. Фамилия — это о наследовании, причем не только денег, но и, например, репутации. У нас человек уходит с поста директора, ставит своего сына на пост директора, и котировки фирмы сразу падают, потому что совершенно очевидно, что это — другой человек. В фамилиях не так. Если уходит глава фирмы и оставляет подготовленного приемника, ничего там не падает, процесс проходит гораздо более плавно. Они работают с детьми тех, кто работал с отцом — вплоть до того, что даже рекламу давать не надо. Вот Ротшильды не дают рекламу. Почему? Потому что они работают с внуками, детьми, правнуками, праправнуками — теми, кто всегда работал с их банком. В какой-то момент, если кто-то из Ротшильдов решит открыть какое-то новое дело — вино, например, производить, — он просто обзванивает тех людей, с которыми его прапрадед имел дела, с их потомками, они уже доверяют фамилии. Они приходят, выслушивают и говорят: «Ну, это же Ротшильды! Мы с ними работаем!» А у нас — нет. У нас: давайте рекламу, KPI изучать, постоянно всех в чем-то убеждать, а тебе еще никто не верит. Что касается того, что некоторые члены фамилии бунтуют и уходят. Фамилия — это не какое-то одно дело. Нельзя сказать, что есть какой-то один сценарий, например, военный — и все в династии военные. Нет, там есть вариации, я это называю сценариями. Ротшильды — это банки, Chateau Lafite с их вином, лошади и так далее; то есть существует несколько сценариев, чем можно заниматься, и есть дополнительные контр-сценарии, как протестовать по правилам. Если человек не может вписаться в какой-то сценарий — например, нет у него склонности к банкам, — «ну, слушай, вот тебе кисти, иди рисуй». У нас обычно в семье не так — папа говорит: «Я был военным, и ты будешь военным!» И когда сын приходит и говорит: «Папа, я что-то не хочу быть военным», обычно он слышит в ответ: «Ты мне не сын, убирайся!». В фамилиях человек может протестовать по правилам, и это все равно сохраняет целостность фамилии. Бывают случаи, когда человек действительно выпадает, протестует не по правилам, но они очень, очень редкие — всего штук семь могу назвать людей, которые действительно прям хотели покинуть фамилию и покинули. Как правило, там три маркера: нетрадиционная ориентация, религия и энтомология почему-то. Вот если человек начинает этими вещами интересоваться, он фамилию покидает; это такие радикальные способы порвать с фамилией, но они очень редкие. Обычно протестуют по правилам. Если мы вспомним, например, горнодобытчиков Шлюмберже, то в качестве контр-сценария у них была своя художественная галерея.

[43:08] Никита Маклахов: А Пэрис Хилтон в этой схеме чем занимается?

[43:11] Виталий Трофимов-Трофимов: Пэрис Хилтон еще ждет моего исследовательского интереса, скажем так. Я этот вопрос предметно не изучал, но там есть глубина. Гораздо более интересный случай, который происходит с принцем Гарри и Меган. Они пытаются покинуть фамилию, но так, чтобы при этом не пострадала ни фамилия как таковая, ни ее мифоритуальный туннель; здесь мы видим сразу несколько очень сложных вызовов. Я пристально слежу за тем, что там происходит; надо заметить, что у них уже были подобные ситуации, когда, например, король Эдвард женился и снял с себя корону. Тогда действительно фамилия столкнулась с беспрецедентным вызовом, но пережила это благополучно ровно из-за того, что гибкие практики фамилии были очень точно настроены.

[44:02] Никита Маклахов: При подготовке к данной беседе я изучил статистику и с довольно неприятным удивлением обнаружил, что в России причиной каждого четвертого распада семьи является квартирный вопрос. Если вы как раз сейчас заняты решением этого вопроса и хотите купить себе и своей семье жилье в Петербурге, то я предлагаю вам обратить внимание на новостройки от компании «Ленстройтрест». Этот застройщик работает на рынке недвижимости уже 24 года и за это время построил более 70 объектов как в Питере, так и в ближайшей Ленобласти. Причем жилые комплексы этой компании неоднократно получали профессиональные премии и побеждали в самых разных конкурсах. Прямо сейчас вы можете купить квартиру в одном из трех крупных проектов компании — в голландском квартале «Янила», финском городке «Юттери», а также в шведском квартале под названием «IQ Гатчина». Над концепцией всех этих проектов работали архитекторы из Европы. Поэтому по уровню комфорта, стилю и атмосфере кварталы очень похожи на европейские пригороды. Дома здесь разной этажности, но обычно это 5 или 6 этажей. Большие, уютные и закрытые от машин дворы. Много зеленых зон, при этом есть вся необходимая инфраструктура для активного отдыха и спорта. В шаговой доступности — детские сады, магазины, кафе, аптеки, салоны красоты и всё, что нужно для комфортной жизни. Можно купить квартиру с отделкой, без неё или даже сделать собственный дизайн-проект с помощью онлайн-сервиса на сайте «Ленстройтрест». Можно взять жилье в ипотеку или в рассрочку на 8 лет. В качестве первого взноса можно использовать материнский капитал. В общем, вариантов много, было бы желание. А если оно есть, то заходите на сайт 6543210.ru и посмотрите доступные предложения. Пусть ваша семья живет очень долго и очень счастливо — в своей родной, уютной квартире.

[46:14] Никита Маклахов: Я бы хотел немного вернуться к вопросу, который задавал ближе к началу — про то, можно ли и нужно ли учить и учиться технологиям построения фамилий. Вопрос такой. Я не очень много знаю историй великих династий, но то, что я знаю — например, те же Ротшильды, Рокфеллеры — это не истории про то, что был Никита, он написал мифоритуальный туннель, и понеслось. Это, скорее, история о том, что был человек, и у него по какой-то причине очень выстрелило с махинациями или без. Вот я помню прекрасный рассказ Цвейга «Звездные часы человечества», где он рассказывает о таком случае. Наполеон проиграл в финальной битве Англии, а у Ротшильда была сеть информаторов — он раньше всех узнал про то, что Наполеон проиграл, при этом на бирже сказал, что тот, наоборот, выиграл. Биржа обрушилась, и Ротшильд все скупил. И вот, пожалуйста, деньги на многие века вперед. Так вот, что делать обычным людям?

[47:09] Виталий Трофимов-Трофимов: Есть у фамилии такое понятие, как пробанд — человек, который основал фамилию. Бывают пробанды легальные и нелегальные. Нелегальный — это тот, кто на самом деле делал фамилию, а легальный — это тот, кто назначен основателем. И вот этот пробанд может быть разных типов, я выделяю три типа. Первый тип — это условно пираты, вот они как раз на слуху. Это люди, которые действительно где-то быстро заработали, а потом уже построили фамилию, чтобы этим капиталом как-то управлять. Это частая история, и обычно, когда мы говорим про основание фамилии, как правило, смотрим именно на этот тип, на «пиратов». Но это одновременно и самая неустойчивая модель, она подвержена так называемому синдрому Будденброков. Мы по пословицам знаем, как работает этот синдром; эти пословицы есть в разных культурах, но самый обобщенный вариант звучит примерно так: «дед — купец, отец — мот, внук — нищий». То есть происходит откат обратно к той социальной среде, в которой деду и повезло. Но пробанды бывают других типов. Есть гении — люди, которые изобрели некую технологию. Не обязательно это должны быть IT-инновации или что-то еще, это может быть лампочка, способ обработки нефти, какая-то уникальная военная стратегия; они ее оседлали, и все семейство развивает эту технологию.

[48:41] Никита Маклахов: Конфеты Raffaello, Ferrero Rocher сюда относятся?

[48:45] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, да. А есть третий тип пробандов, я их называю пророки. Это люди, которые как раз построили все основные механизмы династии, притом некоторые из них особо ничего и не достигли в жизни кроме того, что вот этот сделали. А потом за счет кумулятивного эффекта происходит приращение качества ровно из-за того, что он постелил рельсы, и фамилия по ним поехала. Если мы посмотрим на Пежо, Тоёду — это люди, которые строили свои династии именно под влиянием тех вещей, которые заложил пробанд класса «пророк». Вот у Тоёды очень интересная история. Там фамильные практики наложились на ситуацию, когда кто-то изобрел ткацкий станок, и они этот ткацкий станок так постоянно трансформировали, что в какой-то момент он почему-то превратился в автомобиль. Это совершенно чумовая история, когда фамильные практики позволяют накапливать и не растрачивать накопленное целыми поколениями.

[49:53] Никита Маклахов: Это современный стартаперский подход: ткацкий станок был MVP, а машина — это готовый конечный продукт.

[50:00] Виталий Трофимов-Трофимов: Да. Так что бывают и такие случаи. В этом плане, даже если человек просто создал вот эти основные технологии фамилии (я их называю «великий контракт», «фамильная легенда», «мифоритуальный туннель»), если он эти вещи собрал, если у него все эти системы работают (система наименования и другие) — ждать эффекта долго не придется. Начиная с того, что родственники перестают ссориться, а потом смотришь — между поколениями ничего не исчезает, доверие к семейству накапливается, богатство накапливается, и в какой-то момент выясняется, что они просто обречены на успех. Можно примеры приводить и западные, и отечественные. Вот я про Зворыкиных читаю, это типичная династия класса пророки. Там непонятно, откуда они начались, это был где-то XV век. Постепенно, постепенно, а потом, глядишь — есть гроссмейстеры в фамилии, есть изобретатель телевизора, есть генерал. Там целыми поколениями одаренные люди появляются ровно за счет того, что механизмы работают.

[51:07] Никита Маклахов: Почему эта система должна запуститься, почему она должна работать? Вот я это все прописал, прихожу к сестре, к папе и к дяде, говорю: «Ребята, отлично, живем теперь по-новому! Смотрите: вот наш новый устав, наша новая система!» Почему они внезапно должны на нее соглашаться?

[51:23] Виталий Трофимов-Трофимов: Если прийти и прям так в лоб сказать, то, конечно, они могут посмотреть на тебя как на сумасшедшего, и это действительно проблема. Но если они принимали в этом участие, то почему бы и нет? Когда человек думает: «сейчас я сам все пропишу, приду и внедрю» — конечно, такое часто не приживается. Но я людям предлагаю практиковать такой момент. Пусть человек, который пришел ко мне и принял решение строить фамилию, занимается какими-то основными вещами, а всё остальное дает на аутсор родственникам, которые играют в эту игру. И это действительно начинается как игра — они что-то придумывают, рисуют какие-то схемы. Что-то после идет в работу, что-то не идет, но потом никто не может сказать, что все это сделали без него, потому что каждый поучаствовал. Вот такие практики оказываются наиболее стабильными. Беспрецедентная приверженность появляется, когда человек что-то сделал сам, и это масштабируется в рамках фамилии. Придумал он какую-нибудь систему наименования — хорошо, часть его работы уже включена в общую фамильную схему. С этой точки зрения никто не обделен, кто-то что-то сделал, и это все — результат коллективного труда. То есть возникает очень интересное ощущение, что все всё сделали вместе, тут даже автора нет. В качестве примера я могу привести такой случай. У меня знакомый создавал фамильный праздник как часть мифоритуального туннеля. Фамильный праздник — это что-то вроде фамильного Нового года. Там есть своя драматургия, свои блюда, которые готовятся, то есть все расписано. И вот он создал этот праздник, позвал всех родственников, приехало 15 человек; им всё понравилось, они разъехались. На следующий год он снова собирает людей, приходит 8 человек. Третий раз собирает, приходит 6 человек. А на четвертый год все уже начали отмерять время семейства с учетом этого праздника, уже пошли какие-то разговоры вроде: «Алексей проводит праздник, вот там встретимся и решим», что-то вот такое началось. И приехало уже человек 20 на четвертый год. Подходит к нему брат и говорит: «Слушай, Алексей, а классный я придумал праздник!» И мой знакомый говорит: «Я хотел сначала возразить, а потом думаю — зачем? Вот появился приверженец, который теперь этот праздник будет до конца своих дней вести и организовывать. И просто передал ему этот праздник, сказал: „Да, брат, ты придумал классную вещь!“». Теперь его брат это делает. Так можно распределить в семействе любую вещь; все будут считать это личным делом и только поэтому станут активно поддерживать. Конечно, это лучше, чем прийти сразу с пакетом предложений.

[54:12] Никита Маклахов: Нужно ли взращивать в себе какие-то качества характера, какие-то ценности развивать, чтобы стать достойным звания пробанда?

[54:21] Виталий Трофимов-Трофимов: Мне кажется, гораздо важнее просто все это сделать по-человечески, чтобы части друг другу не противоречили, тогда человек будет таким, каким надо. Обычно у нас специальные требования к качеству возникают там, где система не работает сама по себе. Мы пытаемся что-то придумать в себе, найти мужество там, где мужество не вытекает из ситуации. Если с этой точки зрения смотреть, то да, нам надо стать сверхчеловеком, чтобы все это организовать, но это не так. Если мы посмотрим на пробандов исторических, они были в какой-то степени очень посредственными людьми — Савва Мамонтов, например. Или самый странный пробанд, которого я встречал — из династии Холл в Америке. Несовершеннолетняя девочка-рабыня, девочка-инвалид, черная (афро-американка — прим.ред.) — страннее не придумаешь. Пробанд! В этом плане, наверное, просто надо отладить хорошую, работающую систему, чтобы одни части другим не противоречили; тогда не будет проблем с поиском в себе какое-то сверхкачества, чтобы заявить на звание пробанда. И к вопросу о ценностях. Ценности тоже являются частью фамилии; обычно есть великий контракт — некое соглашение, которое фамилия заключает с вечностью (как прометеизм у Рокфеллеров), и из него уже вытекают определенные целостные наборы. Мы можем, например, увидеть это в девизах. Есть девизы двух типов. Одни отражают смысл великого контракта — половина девизов в Российской империи так или иначе были религиозными. Если посмотреть на список, то можно увидеть что-то вроде: «На Бога лишь уповаю», «Скромность в служении». А второй тип девизов, гораздо менее популярный, — это когда три или четыре ценности идут через запятую: «Concordia, Integritas, Industria», как у Ротшильдов. Они не прямо указывают на великий контракт, но оттуда совершенно точно вытекают ценности . А когда есть фамильный консенсус по ценностям, тогда мне эти ценности не нужно специально пытаться найти. Человек может искать их бесконечно, потому что они все более-менее равноценные. Вот возьмем список из каких-нибудь двухсот ценностей — они все примерно одинаковые. Поэтому человек с этим вопросом может очень долго разбираться, но если эту проблему сразу решить внутри фамилии, тогда все остальные потомки освобождаются от этой бесконечной игры.

[56:59] Никита Маклахов: Да, это звучит все очень здорово, очень структурно и очень последовательно. Но ведь при этом люди обычно далеко не структурные, далеко не рациональные, далеко не последовательные. Что в этом плане защищает семью, допустим, от обычного распада? Вот есть у нас статистика, что две из трех семей распадаются через сколько-то лет. Что должно защитить фамилию от таких событий?

[57:24] Виталий Трофимов-Трофимов: Люди разводятся, потому что плохо понимают, зачем женились. У нас у всех есть иллюзии на тему того, что такое «долго и счастливо», как в сказках. Есть определенная биография героя, где он борется, преодолевает страдания, побеждает; а потом нас обманывают в сказке и говорят: «И жили они долго и счастливо». И вот как-то не веришь ни в «долго», ни в «счастливо». Фамилия в этом плане отвечает на вопрос, что такое «долго и счастливо» — это исполнение обязательств по великому контракту. Фамильная легенда — это книга, в которой написано, как каждый член фамилии исполнял обязательства по великому контракту, вот это и есть «долго и счастливо». А если у нас есть этот ответ, тогда зачем вообще переживать, сходимся ли мы характерами или не сходимся? Ведь это ответ на то, что мы вообще делаем в этой вечности, в этой истории. Если все это прописано точно, понятно и интересно, тогда можно на многие вещи закрывать глаза, в том числе на несоответствие характеров, неудовлетворенность, даже несовпадение интересов — почему бы и нет? Если есть более важная задача, чем мы все — тогда какая разница, ладим мы или не ладим, в конце концов? В аристократических династиях же вообще доходило до каких-то совершенно невообразимых вещей, когда у человека были смыслы, более важные, чем жизнь. Мы сейчас смотрим на вот эти дуэли или на другие формы защиты чести как на что-то абсурдное, но у людей просто смысла было больше, чем их собственная жизнь. А если этот смысл есть; если мы понимаем, куда мы движемся, и достигаем желаемого; если мы все получаем беспрецедентные выигрыши от нашего фамильного достоинства и нашего великого контракта — тогда конфликты, которые возникают в семье, не так фатальны и не служат поводом для развода. Разлюбил, не разлюбил — какая разница, если мы тут все с вечностью работаем.

[59:36] Никита Маклахов: Звучит очень цинично — «какая разница, какие отношения». Все-таки семья — это в первую очередь про отношения, про чувства, наверное.

[59:43] Виталий Трофимов-Трофимов: Если фокус внимания нацелен именно на отношения, тогда статус этих отношений оказывается очень важен для человека. А если у него фокус внимания на каких-то других вещах, то отношения могут испытывать легкие землетрясения, но это не приведет к разводу. Фамилия — это про нечто большее, чем отношения; большее, чем мы все.

[1:00:12] Никита Маклахов: Ты уже столько раз упомянул термин «великий контракт», что я думаю, пора объяснить, что это такое. Расскажи, пожалуйста.

[1:00:19] Виталий Трофимов-Трофимов: Великий контракт — это такое соглашение, которое фамилия заключает с какой-то нечеловеческой силой. Стараюсь предостеречь людей от того, чтобы рассматривать это с точки зрения мистики. На современном языке это, наверное, означает внутреннюю фамильную философию. Прометеизм Рокфеллеров — наиболее яркий пример такого великого контракта. То, что мы считаем знанием, не основано ни на чем, кроме мифа о прометеизме — о том, что мы должны добывать это знание у природы, превращать это в какой-то «технэ» (которое греки тогда понимали как искусство, а сейчас мы понимаем его как технику). Этот миф лег в основу Рокфеллеровской фамильной схемы, и мы можем проследить всю семиотику этого — если мы посмотрим на Рокфеллер Центр, то увидим там все фигуры, которые породила наша современная цивилизация вокруг идеи прометеизма; увидим все пророчества, которые там написаны на стенах. Фамилия просто приняла в какой-то момент решение накопить знание, сохранить его, превратить в деньги и распространить — вот это главная фамильная задача, которую Рокфеллеры должны решать. В каждой фамилии, если мы внимательно посмотрим, лежит такой вот великий контракт, и он может быть самых разных типов. Он может быть тотемический — если мы поглядим, например, на гербы средневековой аристократии, то довольно легко увидим там животных. Тут тебе и существующие животные: медведи, волки; и несуществующие: виверны, грифоны. Тотем есть тотем, он наполняет фамильную миссию определенным смыслом. Это могут быть контракты, связанные с текущими религиями — половина российских девизов как раз отражают именно религиозный контракт с авраамическим богом и с Христом. Там есть, правда, специфика — обычно династии стараются такой контракт заключать без посредничества церкви, то есть напрямую; вот именно под это и возникает практика строительства домашних церквей, которой раньше не было, вне мира династии непонятно, что это такое. Великие контракты могут быть основаны на легендарных событиях — и не факт, что они произошли. Есть в России специфические великие контракты о человеке, который приехал в Россию — какой-нибудь просветитель, который из Византии приехал, или династия, которая переселилась в Россию с Петром Первым. Таких тоже очень много. В этом плане совершенно не важно, на чем основан великий контракт, главное, чтобы у него была тень — то есть некие логические последствия того, что мы делаем в этой истории, зачем мы вообще пришли в этот мир. Когда члены фамилии живут по великому контракту и выполняют его обязательства, их жизненные истории превращаются уже в фамильную легенду, то есть в историю о том, как правильно жить. Есть великий контракт, а есть обязательства. И если рождается, появляется новый член фамилии, у него уже есть история; есть великий контракт, который фамилия исполняет поколениями; есть фамильная легенда о том, что и как надо делать. Есть всякие наглядные примеры, которые, грубо говоря, проклинают тебя быть успешным в этом деле; и под это есть знания, которые копятся, фамильная библиотека и фамильное образование накапливаются, чтобы еще лучше исполнять великий контракт. Собственно, вот именно эта идея и эта фамильная технология и позволяют добиться от человека такого профессионализма, который никакое образование не даст в нашей стране. Вот отсюда и происходят случаи с алмазами, которые на вкус и запах определяют.

[1:04:21] Никита Маклахов: А что значит «заключить великий контракт на уровне действий»? Это расписаться кровью где-то, воздвигнуть памятник, совершить жертвоприношение? Что это?

[1:04:30] Виталий Трофимов-Трофимов: Подойдет любой способ утвердить главенство этой конкретной философии или этого конкретного мифа. Конечно, можно и кровью, но вообще можно по-разному, это не принципиально. Заключение последнего великого контракта выглядело так. Семейство село и два дня ругалось. Они ругались, ругались, ругались — с перерывами на обед, с перерывами на сон, возвращались и снова ругались. Я уже покинул это мероприятие, поняв, что это какая-то их большая внутренняя семейная травма, а на следующий день мне человек позвонил и сказал: «Заключили, всё! Мы приняли решение, что будет так». Все устали ругаться и поняли, что надо двигаться в каком-то направлении. Приняли решение по великому контракту и в связи с этим начали переписывать биографии предков, выправлять свои биографии начали, то есть формировать фамильную легенду. По-разному бывает. Иногда это может быть какое-то запоминающееся событие. Здесь большое поле для экспериментов, поэтому каких-то готовых рецептов я не дам, это все пока такие кейс-стадис. Результатом этого действия, конечно, должно быть принципиальное принятие именно этого мифа, или этого тотема, или этой фамильной философии.

[1:05:51] Никита Маклахов: Чуть раньше ты, как мне показалось, с таким легким пренебрежением рассказывал об идее составления родословной, об идее составления генеалогического древа, изучения предков. Почему, на твой взгляд, это может иметь или не иметь смысла? Какая в этом может быть польза или отсутствие пользы?

[1:06:10] Виталий Трофимов-Трофимов: Когда человек задумывается о фамилии, он начинает смотреть на какие-то наглядные, внятные образцы (это, как правило, генеалогическое древо, какая-нибудь генеалогическая книга и герб) и почему-то думает, что если вот эти три вещи у него есть, то у него автоматом есть и фамилия. Вещи, о которых говорю я, скрыты, их нельзя наблюдать очевидно — великий контракт нельзя увидеть глазами. Но поскольку его нельзя увидеть, то и считается, что его нет. Человек просто думает, что герб — хороший заменитель всех этих вещей. Но это смещенное восприятие — ему кажется, что «предки точно что-то знали, поэтому надо их раскопать, они ответят мне на все вопросы, и тогда у меня будет династия». Я предлагаю хорошенько все взвешивать и на эту тему подумать. Потому что, во-первых, если человек оказался в какой-то жизненной ситуации без фамилии, значит, уже предки что-то сделали не так, не привели его к этой фамилии. Это во-первых. Во-вторых, гордость за предков — это, как правило, уже стадия вырождения. Когда люди начинают гордиться предками и не смотрят вперед, это уже фамильный закат. Фамилия — не про прошлое, фамилия — про будущее. Поэтому необходимо создать определенные механизмы, которые будут выводить всех потомков на высокую орбиту, вот ровно о чем мы говорили сегодня. Необходимые механизмы, которые позволят накапливать, то есть создать кумулятивный эффект в знании, в богатстве, в связях, в репутации. Поэтому генеалогия здесь бывает когда к месту, когда не к месту. Если человек очень увлекается генеалогией, он в конечном счете превращает эту свою историю о предках в такой шкаф-Нарнию, в котором он прячется потом от жизни. Можно очень глубоко копать. У меня есть один знакомый, он где-то к 10 000 родственникам подошел в своем генеалогическом исследовании — наверное, всю страну хочет превратить своих родственников. Он действительно раскопал очень много за 20 лет, но не сказать, что у него жизнь как-то лучше стала. Создал себе такую Нарнию и живет в ней, это как фэнтези какое-то. И очень легко, не зная того, как работает фамилия, в такую Нарнию попасть и там остаться жить. Поэтому с генеалогией надо очень осторожно обходиться. Если в прошлом действительно есть какие-то очень удачные примеры, которые можно использовать в фамильной легенде, тогда генеалогия сыграет очень важную роль. Но есть нет, лучше взять какого-то предка из позднего периода (деда, прадеда, прапрадеда, но не дальше) и работать с теми родственниками, которые отделяют тебя от этого пробанда, выписывать их фамильную легенду, формировать великий контракт и так далее, глубоко не зарываться. Потому что в конечном счете важно не то, сколько у тебя родственников и какие они были. Гораздо важнее, как ты опишешь их жизненный путь так, чтобы у твоих потомков не было никакого выбора, кроме как быть успешными, состоятельными и образованными людьми. Вот это главная фамильная задача — чтобы накапливался эффект. Поэтому да, к генеалогии у меня в этом плане двоякое такое отношение, она когда помогает, а когда нет.

[1:09:40] Никита Маклахов: А что насчет этих полумистических-полуэзотерических идей про силу рода? Что, мол, если тебе сейчас тяжело, обратись мыслями к предкам, вспомни, как им было тяжело, получи от них силу и энергию двигаться дальше.

[1:09:55] Виталий Трофимов-Трофимов: Я в такие моменты очень живо представляю себе ситуацию: вот приезжает помещик на свою землю, а там его окружают крестьяне. И начинают его спрашивать: «Скажите, а как вот так получилось, что мы землю копаем носом, а вы в богатстве купаетесь?» Вместо того, чтобы долго объяснять, что такое великий контракт, фамильные легенды, мифоритуальный туннель языком, который крестьянин не понимает, помещик говорит что-то типа: «Магия крови!» И крестьяне все такие: «Ооо!» И вот сила рода, родовые мандалы, энергии — это все вот туда, мне кажется, разговоры. Это лайт-заменители для тех, кто плохо понимает социологический смысл фамилий, чтобы избежать долгого объяснения о том, что человек делает. Довольно любопытные игры — я их наблюдаю тоже, — за которыми стояли какие-то технологии, которые помещик просто не хотел объяснять, не считая это нужным, и просто сказал: «Знаете, это аура предков, идите дальше копайте».

[1:11:09] Никита Маклахов: Хорошо. Давай тогда напоследок обсудим более простую тему. Я хочу поговорить еще про фамилию, но уже не как династию, а именно как слово, обозначающее второе имя. Какую роль это второе имя играет во всей этой истории про династию? Нужно ли на него обращать внимание? Нужно ли гордиться или, наоборот, убегать, менять свою фамилию, если с ней что-то не так? Какие у тебя есть размышления на этот счет?

[1:11:36] Виталий Трофимов-Трофимов: То, что мы в быту называем «фамилией» (а я — «фамильным именем»), раньше было таким штрих-кодом, знаком качества для конкретных людей. Вот если зовутся люди Строгановыми, то этом прям вот Строгановы, и по одному этому слову можно все о них понять. Или Шереметевы, допустим, — понятно, о ком говорим, что имеем в виду. Но когда начали освобождать людей от крепостного права, выяснилось, что оперативно-розыскных средств не хватает. Сбежал Иван-сын-Петра, и вот где его искать, по каким признакам на территории России? Кто-то в какой-то момент подумал, что будет остроумным, дать фамильные имена и крестьянам, чтобы довольно легко их детектировать, если они сбегут куда-нибудь в Курскую губернию. Тогда действительно была повальная раздача фамильных имен. Причем сопровождалось это все довольно чудовищной коррупцией — если ты поросенка переписчику не принес, тебя могли назвать каким-нибудь Дуровым, Козловым, Дурмановым; появились довольно чудовищные имена. И почему-то люди до сих пор — при том, что советская власть разрешила брать себе другие фамильные имена — менять их не торопятся, и, скорее, адаптируются к проблеме, чем пытаются ее решить. Они говорят: «Мы, Дурмановы, воевали еще с Кутузовым!», — какие-то такие разговоры ведут вместо того, чтобы перестать быть Дурмановыми, а стать Оболенскими или еще кем-нибудь. Есть разные сдерживающие факторы, например, некоторые люди говорят: «Папа обидится! Ну как это так — он Дурманов, а я буду Преображенским? Как-то это не очень». Особенно смешно, если папа при этом уже умер, то есть его голос только в голове звучит.

[1:13:27] Никита Маклахов: Ну а как же насчет того, что не имя красит человека, а человек — имя?

[1:13:31] Виталий Трофимов-Трофимов: Мне кажется, здесь диалектическая ситуация — и имя красит человека, и человек — имя. Тут все-таки это по-другому работает. Строгановы — это уже понятно о чем, и эти люди тоже быть определенного качества, чтобы слово «Строгановы» звучало. Здесь есть такая диалектика, поэтому я обычно призываю людей менять фамильное имя, если с ним что-то не так — даже если есть какое-то подозрение, или оно довольно обыденное. Почему бы и нет? Сейчас есть возможность это сделать, так что почему бы и не поменять? Не факт, что эта ситуация еще сохранится, потому что уже сейчас есть какие-то парламентские государственные инициативы о том, чтобы ограничить возможность называть детей определенными именами; возможно, в какой-то момент и фамилию будет очень сложно сменить. До отмены крепостного права фамильное имя можно было поменять только по высочайшему распоряжению императора, иначе никак. Были анекдоты на эту тему. Купец Краснобрюхов обратился с челобитной к императору Николаю II: «Я не хочу быть Краснобрюховым, можно ли мне выбрать другое фамильное имя?» На что император не без иронии ответил: «Хорошо, поменяем, будешь теперь Синебрюхов». Вот действительно раньше было сложно поменять, потому что фамильное имя — это маркер для фамилии, которую человек представляет, чьим лицом является. Сейчас же это можно довольно легко сделать, и я думаю, это долго не продлится: в какой-то момент мы увидим, что есть ограничения по тому, сколько раз можно поменять; потом нам будут говорить, что на какие-то поменять нельзя; потом скажут, что если у вас были такие предки, то можно, а если с таким фамильным именем предков не было — нельзя. И как-то это зарегулируют, в некоторых странах я эту ситуацию уже наблюдал. Третья капитализация страны, как правило, приходит с людьми из династий. Первую капитализацию в России у нас делали люди с пистолетом, вторую — люди с дипломом. Но мы уже сейчас видим, что диплом — не показатель ничего. В какой-то момент должны появиться люди с фамилией; такой вот беспредел в смене фамильных имен, я думаю, однажды прекратится. Поэтому, если вы Дурмановы, лучше это изменить, пока есть такая возможность, сейчас для этого самое время.

[1:16:00] Никита Маклахов: А что по поводу твоего фамильного имени? Боюсь, мне супруга не простит, если я не узнаю, не спрошу. Что значит Трофимов-Трофимов, зачем два раза?

[1:16:11] Виталий Трофимов-Трофимов: Когда-нибудь отвечу на этот вопрос, но, боюсь, не сегодня. Она меня выручала очень много в чем, но я пока не готов рассказать, как это получилось.

[1:16:21] Никита Маклахов: Расскажи хотя бы, как долго ты носишь такую фамилию?

[1:16:25] Виталий Трофимов-Трофимов: С 2003 года.

[1:16:26] Никита Маклахов: То есть это тоже было вполне продуманное, осознанное решение, да?

[1:16:30] Виталий Трофимов-Трофимов: Да.

[1:16:30] Никита Маклахов: До этого был просто Трофимовым?

[1:16:33] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, да. Есть много версий на эту тему. И мне кажется, одни только эти версии прекрасней, чем то объяснение, которое я могу дать.

[1:16:45] Никита Маклахов: Хорошо, пусть это будет интригой. Ладно, давай тогда переходить к нашей финальной рубрике, она небольшая, называется «5 в 1». В рамках первого вопроса я обычно прошу гостей порекомендовать какую-то книгу, которая произвела на них впечатление, которую они любят или, может быть, часто дарят друзьям — в общем, что-то почитать. Пока ты думаешь, я хотел бы еще смежный вопрос задать. У тебя в Instagram есть раздел, где ты рассказываешь про книги и даешь им короткое описание. Очень много разных книг — порядка 50, может, — и, судя по всему, непростых. Ты их все прочитал, все изучил?

[1:17:19] Виталий Трофимов-Трофимов: Да, конечно.

[1:17:20] Никита Маклахов: Сколько времени у тебя уходит на одну такую книгу, на ее разбор, на понимание?

[1:17:25] Виталий Трофимов-Трофимов: По-разному. Одни книги у меня очень тяжело заходят, я их читаю по три месяца, возвращаюсь постоянно; комментарии ищу, если не пойму книгу — это все довольно непросто. А другие книги за два вечера могу проглотить. Накладываются уже на какие-то мои знания.

[1:17:47] Никита Маклахов: Как у тебя это встроено, у тебя чтение является частью расписания ежедневного?

[1:17:51] Виталий Трофимов-Трофимов: Это одно из тех родовых проклятий, которые меня преследуют на протяжении трех поколений. Мой дед читал, мать читала, и я читаю. У нас всегда были книги, всегда была библиотека, всегда была такая культура и уважение к книге, поэтому я просто не мог не читать — в тот момент, когда я не читаю, я себя очень плохо чувствую. Это действительно одно из тех проклятий, которые, наверное, в фамилии очень высоко ценятся. На примере такого отношения к печатному слову я всегда и рассматриваю всякие фамильные ритуалы. Если дед, отец, мать или кто-то во втором поколении что-то одно делают, то дальше все так и будет, ты будешь делать то же самое. Дети живут в окружении книг; я думаю, они тоже будут любить читать и разбираться в этих сложных книгах при том, что культура чтения в целом по стране падает. Количество книг все меньше и меньше производится, их качество ухудшается. Ну а мы — люди книги. Из тех книг, что я бы мог посоветовать, наверное, это «Суверенная власть и голая жизнь», автор Джорджо Агамбен. Книга очень непростая, она о суверенности. Вопрос, что такое суверенность, очень мало кто изучал. Только в XX веке начали интересоваться этим, и считалось после Французской революции, что тема суверенности закрыта, потому что суверены ушли с исторической арены, теперь у нас все избираемое; но проблема, мне кажется, не снята. И вот эта книга, которая за последние пять лет на меня произвела наибольшее впечатление, она о том, что суверенность — это не свобода, она работает совершенно по-другому; что разговоры о свободе, скорее, отвлекают нас от разговоров о суверенности. Потрясающее в этом плане произведение; и вдвойне для меня ценно то, что фамилия в конечном счете — это именно разговор о суверенности, о способности создавать вокруг себя мир, среду; не оглядываться ни на какие попытки эту фамилию к чему-то принудить. Джорджо Агамбен, «Суверенная власть и голая жизнь».

[1:20:12] Никита Маклахов: Хорошо. Следующий пункт про привычку, практику, про ритуал, который, может быть, есть в твоей жизни. Что-то, что ты делаешь регулярно, ежедневно, и что приносит тебе ощутимый результат.

[1:20:25] Виталий Трофимов-Трофимов: Мы с дочерью читаем про космос каждый вечер. Именно про космос. Я ей рассказываю о звездном небе, она задает вопросы. Либо мы на траве лежим, либо выходим на улицу, либо у окна, если погода плохая, даже если звезд не видно. Эти разговоры у нас очень специфические, они не про космос, они как раз про отношения отцов и детей. Мужчины же не так любят детей, как женщины. Вот женщины не имеют выбора, они сразу после родов и во время беременности уже любят своих детей безусловно, беспрецедентно, и никто никогда не поймет, насколько это глубоко и насколько это для них важно. Никакими словами это не объяснить, потому что это такая прямая чувственность, которая только женщинам, наверное, и доступна. Мужчины в этом плане должны познакомиться с ребенком, ведь ребенок не является частью их органа, он не рождается из мужчины. Для женщины это действительно такой внутренний орган, который в какой-то момент становится внешним, поэтому это как будто она и есть. А мужчине надо выстроить отношения с ребенком, какой-то прямой чувственностью здесь не ограничиться; это надо мозг включать, надо входить в антропологию отцовства, как-то разбираться в этом, читать книги на эту тему. Так что это — часть моей работы по выстраиванию взаимоотношений с ребенком, и эта работа дает очень интересные эффекты, на которые я даже не рассчитывал. Как-то я забирал дочь из школы Монтессори, и выяснилось, что я единственный отец, который забирает ребенка и вообще на него отвлекается. Там есть преподавательница, Марина, она отвела меня в сторону и сказала: «Знаете, вы — отец от Бога!» Я прям чуть ли не прослезился. У меня три полки книг по отцовству стоит, которые я разбирал систематически, пытаясь понять, что это за архетип отца вообще, как так получилось, что мы в какой-то момент его утратили; для меня это было очень важно в тот момент. Я теперь понимаю, что если я и могу найти связь с архетипом отца, в какой-то когерентности находиться, то это благодаря тем ритуалам, которые связаны с нашим звездным небом, которое мы с дочерью рассматриваем и обсуждаем.

[1:23:02] Никита Маклахов: А тема космоса и звездного неба какую-то конкретную роль тут играет, или это просто?

[1:23:06] Виталий Трофимов-Трофимов: Ну, это просто бесконечная тема, как и наши с Вегой отношения.

[1:23:11] Никита Маклахов: Хорошо. Дальше идет пункт про вопрос, который ты, может быть, сам себе задаешь, или ты бы порекомендовал другим людям себе его задавать, если они хотят что-то в себе узнать, открыть, прийти к каким-то озарениям, трансформациям, инсайтам. Что бывает полезно у самого себя спрашивать периодически?

[1:23:32] Виталий Трофимов-Трофимов: Что вы вообще о себе знаете? Мне кажется, это самый главный вопрос. Если человек поверхностно к нему подойдет, он довольно легко ответит, что он о себе знает. Вот точно, железно знает, несмотря ни на что, несмотря ни на какой контекст. В каком бы городе и стране он ни жил, где бы он ни находился, что бы ни делал — что он всегда точно знает о себе? Но если он задумается, он довольно легко заметит, что не всякое знание о себе является таким уж железным. То, что он считал собой, очень часто может оказаться каким-то социальным предписанием так о себе считать. То, что он думал, является частью его природы, может легко оказаться каким-то конструктом, который был некогда внедрен; и он его разделил, следуя за базовыми моделями успеха, которые он хотел себе подтвердить. Очень часто мы находим внешние вещи, которые считали собой, своим; наши изобретения оказываются не нашими, а неким образом трансформированными, пришедшими извне. Но если человек не будет задавать себе этот вопрос, мне кажется, он может очень легко стать таким флюгером, который движется за какой-то конъюнктурой социальности. В этот момент мы не можем о себе говорить ни как о личности, ни как о субъекте, ни как об авторе. Но если этот вопрос себе задавать, это многое даст, но не сразу — это вопрос с огромной тенью, которую он будет отбрасывать еще долго. И мне кажется, это самый главный вопрос.

[1:25:13] Никита Маклахов: Спасибо. Четвертый пункт про инструмент.

[1:25:17] Виталий Трофимов-Трофимов: Я играю в древнюю восточную игру Го. Когда мы только встречались с Верой, она мне подарила прекрасный комплект из редкого дерева кайя, которое только на Дальнем Востоке растет, в Китае в основном и в Японии. С камнями классическими: черные камни — базальт, белые камни — это ракушка Хамагури. Это самая дорогая у меня вещь с точки зрения того, насколько она мне близка, нужна и насколько для меня это полезная штука. Часто разбираю партии, и этот комплект мне просто греет душу. Люблю и саму эту вещь, и, конечно, прилагающуюся к ней практику игры в Го, которая у меня очень много когда выручала именно с точки зрения структурирования мышления, в алгоритмизации действий. Кажется, что это какие-то шашки, которые человек раскладывает — в целом, в нашей стране примерно такое к этой игре отношение (во всяком случае, до AlphaGo, которая обыграла человека, гугловская программа, нейросеть). Я последствия ощутил где-то через пять лет после того, как начал это практиковать. Из очень сложной ситуации я нашел такие выходы, которые я никак иначе не мог найти, и во многом именно вот этот комплект привел к этой ситуации. Это самый дорогой подарок, который мне делали, и самая близкая сердцу вещь, которая у меня есть. Всем остальным в этом мире я бы пожертвовал из вещей, но вот только не этим комплектом.

[1:27:07] Никита Маклахов: Очень красивая история. И напоследок остался пятый пункт про фильм или сериал, примерно так же, как и с книгой.

[1:27:16] Виталий Трофимов-Трофимов: Есть такой фильм, название которого на русском языке звучит как «Патруль времени», а в оригинале — «Predestination». Довольно любопытная драма. Это фильм, кажется, по рассказу Роберта Хайнлайна о путешествиях во времени, но мне он интересен немного с другой стороны. Фильм для меня ценен именно тем, что я называю приватизацией причинности. Когда человек сталкивается с последствием каких-то причин, которые он не понимает, это весьма низкокачественное бытие, которое может завести человека довольно далеко в нехорошую ситуацию. Но когда человек приватизирует свои собственные причины, его бытие радикально меняется. Когда его деятельность, например, не зацикливается на сведении счетов с отцом, который его не любил, а он может управлять своим состоянием и знает, когда он действует по своей воле, а когда только с отцом счеты сводит. И этой деятельностью можно пренебречь. Когда им не управляют какие-то детские инфантильные травмы, когда им не управляет месть, которая возникла из ситуации внешней, не рожденной им. Этот фильм мне рассказал вот именно об этом — о том, как быть причиной самому себе и своим действиям. Мне кажется, это очень мощный фильм, несмотря на то, что он не был оценен, не прошел в прокат и вообще довольно спорен с точки зрения современных законодательств.

[1:28:54] Никита Маклахов: Отлично! Виталий, спасибо тебе за ответы и за насыщенную беседу. Если хочешь, под конец можешь использовать оставшуюся минуту-две , чтобы рассказать, где тебя можно найти в интернете, в реальной жизни; может быть, на каких-то мероприятиях, которые ты проводишь или собираешься проводить.

[1:29:09] Виталий Трофимов-Трофимов: Я тоже благодарю за то, что пригласили, для меня это было очень важно. Преодолели карантин, и вот наконец-то встретились. Я свою работу публикую в интернете, у меня есть аккаунт в Instagram, называется legenda_familia. У меня есть YouTube-канал, который можно легко найти, если ввести «установление отцовства Виталий Трофимов-Трофимов». Вот это как раз то, что я для себя открыл на карантине. Не знаю, как это пойдет, но вот так вот. Книга моя называется «Familia. Руководство по учреждению собственной династии», тоже можно в интернете найти и заказать. Есть и в мягкой обложке, и в твердой, в общем, там все будет доступно. И вот вторую книгу я пишу, будет называться «Империя. Руководство по основанию фамильного дела». Я надеюсь, все получится; с вашими пожеланиями добрыми я, наверное, ее закончу. Советую всем, кто задумывается на тему фамилии и династии начать все-таки с основ, разобраться в том, как это работало раньше и как это работает сейчас. И из ближайших планов — я сентябре собираюсь участвовать в бизнес-фестивале «ПиР» в Подмосковье. Там я буду подробно говорить о фамильном деле, о фамилии, подготовлю новые истории на эту тему; там ко мне можно будет подойти, задать любые вопросы, я в этом плане довольно активно общаюсь с людьми, которых эта тема беспокоит — ровно потому, что вообще эту тему очень сложно обсуждать, у нас нет специалистов по династиями. И в этом плане всякая критика, и всякие замечания, и всякие советы и подсказки для меня очень ценны. Я буду рад обсудить, дать советы, если возникла какая-то жизненная ситуация — например, не знаете, как начать строить фамилию. Я на фестивале буду доступен и с радостью вам на все вопросы отвечу, как смогу.

[1:31:09] Никита Маклахов: Отлично! Еще раз благодарю тебя за беседу, желаю, конечно, успехов с книгами!

[1:31:14] Виталий Трофимов-Трофимов: Благодарю!

[1:31:15] Никита Маклахов: К сожалению, выпуск подошел к концу. Но напоследок, как обычно, я предлагаю вам послушать резюме, чтобы вспомнить основные идеи нашего разговора с Виталием. Сегодня мы обсуждали тему фамилии, то есть семьи в полной комплектации, как выразился мой гость. Фамилия даёт ощущение всемогущества, новые горизонты и преимущества для всех, кто есть в её составе. Фамилия открывает новый смысл жизни тем, кто уже всего добился и хочет чего-то большего. А также она объясняет, зачем вообще нужно заводить семью для тех, кто этого еще не понимает. Главная цель фамилии — накапливать и реализовывать потенциал. Этим и занимается семья на протяжении многих поколений в рамках особого проекта. Таким проектом может быть, например, фамильное дело, то есть бизнес. Или управление целой страной, если мы говорим о правящей династии. Чтобы самому стать основателем фамилии, то есть пробандом, нужно сделать несколько важных вещей. Во-первых, разработать мифоритуальный туннель — раз и навсегда принять решения по ряду бытовых вопросов. Начиная с достаточно маленьких, вроде того, как называть детей, и заканчивая довольно большими, масштабными — например, чем вообще заниматься в жизни. Во-вторых, семья должна заключить великий контракт, то есть принять внутреннюю философию, объясняющую главную цель семьи. И в-третьих, нужно написать фамильную легенду. Это истории жизни членов семьи, наглядно показывающие, как каждый из них исполнил обязательства по великому контракту. Конечно, всё это желательно делать не в одиночку, а вместе со своими близкими. Если включить их в эту игру и распределить задачи, то получится, что фамилия — это плод коллективного труда, как и должно быть, а не просто ваша личная забота. Уже после этого вы можете разработать сценарии и контрсценарии жизни для своих потомков, учредить фамильный праздник, придумать герб и девиз для вашей семьи. В общем, здесь есть огромный простор для творчества. Скорее всего, вы не увидите, как ваша фамилия будет жить через 100 лет и выдержит ли она вообще испытание временем. Но если отношения между родственниками начнут улучшаться уже в этом столетии, то можете однозначно считать, что вы всё делаете правильно. Желаю счастья и благополучия вашей семье, вашей фамилии, успехов и до новых встреч!